Через двадцать минут в дверь позвонили. Она вошла и сразу закрыла нос — так сильно смердело внутри. Сквозняк пролетел мимо нее, устремившись от окна в открытую на несколько секунду дверь. Глоток свежего воздуха привел ее в чувство, но уже после он продолжала держать руку с платком у носа, стараясь не вдыхать смрад и вонь квартиры в полную грудь.
— Черт… Хью, у тебя рассечена бровь. Что с тобой стряслось?
— У меня кое-что получилось.
Он протянул ей документы и стал следить за реакцией. Женщина взяла свободной рукой бумаги, быстро побежала глазами по формулам и медленно села на ближайшее кресло.
— Это все? — спросил она, не замечая как опустила руку с платком к ногам. — Это очень интересно. Как ты до этого догадался?
Он пожал плечами, подходя к распахнутому окну.
— Если бы я знал, давно бы все сделал.
— Ты сообщил в Коллегию?
— Нет.
— Ты пробовал экспериментально доказать это… — Лена хотела еще что-то сказать, но вновь, словно проснувшись и поняв где находится, почувствовала отвратный запах в воздухе. — Вижу, ты что-то уже пытался делать.
Хью не обращал на это внимание. Свежий воздух он глотал мерными порциями, стараясь дышать как можно реже, давая сердцу успокоиться после всего случившегося на днях. Он вспомнил слова альбиноса. Вспомнил обнаженное тело супруги, обещавшей ему, что скоро все должно закончится и они встретятся, воссоединятся в единую семью, но уже навсегда.
— Это прекрасно! Замечательно! — продолжала говорить Лена, не отрываясь от записей. — Все документы тянут на открытие века! Но чего-то не хватает. Нужно срочно сообщить профессору Иванову.
Она резко встала на ноги и подбежала к Хью с кипой бумаг.
— Ты позволишь мне показать это профессору?
— Он сочтет тебя сумасшедшей. Там только малая часть от того, что мне требуется доказать.
— Да даже этого хватит на сенсацию!
— Делай как хочешь, — он безразлично посмотрел на бумаги, потом перевел взгляд на женщину и погладил по голове. — У меня был чертовски сложный день. Я устал и не выспался.
— Ты чертовски плохо выглядишь, Хью.
— Я видел свою жену, Лена, — вдруг выдал он.
— О чем ты говоришь?
— Видел своими глазами. Как тебя вот сейчас. Она стояла напротив меня, говорила, что мы скоро встретимся. Не было только ребенка — он исчез.
— Ты говоришь глупости, Хью. Твоя семья погибла в катастрофе.
— Она была красивой, молодой. Как в ту самую весну, когда я впервые ее увидел в парке на скамье. Она читала книгу и изредка поглядывала на меня, когда я тоже украдкой смотрел на нее. Я хочу ее увидеть снова.
— Слушай, — она подошла к нему и схватила за плечи. — С тобой творится какая-то ерунда, Хью. Ты сам на себя не похож.
— Со мной все в порядке.
— Это самообман. Я вижу, что ты болен. Тебе нужно срочно к врачу.
Но Хью лишь отмахнулся.
— Я видел все своими глазами. Точно так же, как и тогда, когда впервые смог сформулировать гипотезу «Пространственного разворота». Нет никакого загробного мира, Лена. Они все здесь, рядом с нами. Какое-то время мы можем наблюдать их, разговаривать с ними, даже прикасаться. Но период этот очень зыбок и распадается тем быстрее, чем ниже наша эмоциональная привязанность к усопшим родственника. Раньше я не мог понять как это взаимосвязано. Наверное, именно поэтому многие добровольцы сходили с ума, когда я проводил опыты — я силой старался вытянуть из них то, чего не было в их головах. Это наносило жуткие травмы их психике, что в конечном счете и определяло их дальнейшую судьбу. Жаль, но я ошибался слишком долго и мне уже нет смысла извиняться перед ними. Я бы мог увидеть их там, за пределом, за той невидимой чертой, за которую мы никак не можем пробиться. Но я ничего к ним не чувствую. Равнодушие. Профессор был прав, когда говорил, что они для меня не более чем кролики. Я не ощущал к ним ничего, а потом бросал, когда опыт проваливался. Теперь же время прошло. Несколько лет пролетело перед моими глазами, а я смог сделать всего один маленький шажок на пути к решению проблемы. Это убивает, Лена. Меня душат рамки, которые я не в силах расширить. Что делать? Не знаешь? Вот и я каждое утро просыпаюсь с этими словами. Я не знаю. Я ничего не знаю. Я как тот слепой, что идет по лесу, ориентируясь на хруст хвороста под ногами, думая, что так смогу выйти на дорогу. Наверное, кому-то это и удавалось, но не мне. Сколько еще блуждать, а? Год, два, может быть несколько десятилетий. Я уже не тот, что раньше. Молодость давно позади, силы покинули меня, осталось только фанатичность, с которой я до сих пор стремлюсь достичь цели. Но и она начинает предавать меня. Мне кажется, что я ищу то, чего не существует.
— Я сегодня же покажу расчеты профессору Иванову. Он единственный кто верить в тебя до сих пор. Когда же все это будет еще подкреплено доказательствами, то у ни у кого не останется сомнений в твоей гениальности.
Но Хью лишь усмехнулся. Впервые за весь день на его лице показалась улыбка. Лене она не понравилось. В ней было какое-то больное отчаяние, равнодушие ко всему.
— Что скажешь? — теперь уже более осторожно спросила она, складывая бумаги в сумку.