Симуляция

– Понимаешь, – говорила она, – наши возможности огромны. Безграничны. На определенном уровне и левитация, и телепатия… Наши Мастера осваивают иностранный язык за несколько часов. А Гроссмейстер вообще может говорить на любом языке. И люди его понимают. А между собой они вообще общаются без слов.

– Было время, мы с тобой тоже прекрасно без слов обходились.

Она запнулось, потом сообразила, куда я клоню и отмахнулась:

– Да ну тебя!

– Погоди, – я стал серьезен, – ну погоди, как это может быть? Возможности тела ведь ограничены, чисто физически.

– На самом деле все очень просто. Возможности физического тела действительно ограничены. Но тонкие тела можно развивать бесконечно.

И она опять заговорила о чудесах, которые творили лидеры их ордена и о фотографии, на которой изображен гроссмейстер, висящий в полуметре над брусчаткой во дворе своего замка.

Я не мог успокоиться:

– А как же эволюция? Раз эти возможности есть у всех… Они у всех?

– Ну да, у всех, – в Мери-Энн боролся восторг перед новым учением и боязнь подвоха с моей стороны.

– А если у всех, то у кого-то слабее, у кого-то сильнее. Должны быть люди, у которых разные сверхвозможности развиты настолько сильно, что они бы добивались невероятных успехов. А этого нет. Есть одни шарлатаны, которые снимают порчу с глаза и выводят из запоя по фотографии. Они даже нам не могут серьезную конкуренцию составить. Если бы такие гении были, они бы казино с ипподромами раздевали, на бирже творили бы черт-те что… В правительстве бы сидели.

– Так они и сидят. Что ты знаешь о правительстве? Они просто осторожные. Есть люди, которые умело используют свои способности, маскируя их под что-то другое. Ты когда-нибудь читал биографии тузов? Из них никогда не ясно, как именно человек добился успеха. Или, наоборот, распускаются слухи, о каких-то связях, постельных делах…

– Ну ладно, – я попробовал зайти с другого конца, хотя уже чувствовал, что обречен, – а почему их тогда так мало?

– Понимаешь, – серьезно начала объяснять она, – на самом деле, мы потомки древней могущественной расы. Эта раса была наделена всеми сверхвозможностями естественно, по рождению. Но потом они выродились и были прокляты. Их потомки владели теми же способностями, но не могли их контролировать, потому что им не хватало дисциплины и нравственности. Они из-за лени утратили учение, которое дисциплинировало душу. Сверхспособности стали использовать для удовлетворения низменных страстей и войн друг с другом. Само существование планеты оказалось под угрозой. И тогда последние из древней расы заблокировали возможности у своих потомков. Вот с этими блокировками мы теперь и живем! – радостно закончила она.

Бог должен любить людей посредственных, раз он их столько создал. [26]

Я расстался с Мери-Энн и спустился в подземку. Толпа встретила меня привычной смесью пота, перегара, косых взглядов и плохо прожеванных слов. "Это ж надо, – подумал я, так же искоса поглядывая на окружающих, – потомки великой расы, вира-майна…"

* * *

Барышню, с которой мне предстояло работать по поручению Иноэ, звали Агнесс. Она была миниатюрной и казалась совсем юной.

Задача с самого начала стояла непростая, но по мере того, как я пытался ее решить, она раскрывала все новые каверзы. Мне пришлось взять тайм-аут. Всю ночь я разбирался с видеозаписями, читал хронику сеанса, готовил шаблоны к следующему. Надо сказать, некоторые этапы нашей работы действуют на работающего очень сильно и вполне определенным образом. Особенно когда работает мужчина, а объект работы – женщина. Даже если она и выглядит как ребенок. К утру я чувствовал себя законченным педофилом. Я заварил кофе и позвонил Жанне. Жанна мне никогда особо не нравилась, духовной близости у нас с ней тем паче не было, но зато наши отношения были предельно просты. Мне достаточно было позвонить, чтобы она приехала.

* * *

- Доктор, операция прошла успешно?- Какой доктор? Я апостол Петр! [11]

К следующему сеансу я уже знал два пути, которыми Агнесс можно было привести к нужному состоянию, и еще пара-тройка тропинок была у меня в запасе, их можно было прощупать, как аварийный вариант. Однако по прошествии пяти часов я бросил лютню, сказал Агнесс, что ей можно отдохнуть, и отправился просить аудиенции у герра Иноэ.

Он опять принял меня в своем кабинете-кунсткамере, но на этот раз не вставал мне навстречу, а продолжал сидеть, глядя на меня своими неподвижными глазами. Я был здорово взвинчен. Пять часов двигаться, раз за разом натыкаясь на тупики, зачастую встречая их там, где их вообще не могло быть! Это достанет кого угодно. Все равно, что пять часов подряд пытаться вдеть нитку в иголку – и безрезультатно. Я пересек кабинет и без приглашения уселся на один из стульев, поближе к хозяину.

– Герберт, это невозможно, – выпалил я и задумался – а это ли я хотел сказать?

Герр Иноэ молчал, ожидая разъяснений.