Читаем Символ и сознание полностью

Таким образом, если наблюдать факт рекурренции как событие (одновременное бытие различных вещей, каждая из которых есть и без другой)*, то рекурренцию в смысле структуры сознания можно интерпретировать следующим образом: "Рекурренция есть возвращение индивидуального сознания (не в смысле "Я", а в смысле континуума состояний сознания) к сфере сознания, фиксируемое в рефлексии над фактами сознания и само наблюдаемое как факт сознания**.

* Разумеется, такое наблюдение предполагает позицию метатеоретика, то есть "нашу" позицию.

** Внутри факта рефлексии.

Когда один данный человек идет по дороге меж деревьев, останавливается и думает: "Вот так же, как сейчас, я когда-то в другое время шел по этой дороге и чувствовал ветер на затылке, и остановился, и думал...", то мы, как внешние наблюдатели, могли бы сказать об этой ситуации (в которую мы, разумеется, включаем и самих себя с нашим думаньем, говорением, писанием и рефлексированием всего этого) так:

1.     Этот человек обнаруживает фактом своего думанья такое состояние сознания (это мы говорим, что это "состояние сознания"), которое "вводит" его в структуру сознания, называемую по нашей таксономии "рекурренцией".

2.     Его рефлексия сама по себе (здесь ее знак: "Я думаю, что...") не имеет отношения к сознанию по содержанию и тем самым может считаться другим, одновременным с первым, состоянием сознания, которое

3.     "вставляет" разные факты ("Я иду по дороге", "дорога", "мое ощущение ветра" и т. д. – их число и число их комбинаций огромно) в структуру сознания, называемую "рекурренция", делая их этим фактами сознания, то есть тем, что сопричастно сознанию по содержанию*.

* Виджнянавадинскую "сферу сознания" применительно к данному случаю можно было бы уподобить гигантскому депозиторию "кинокадров сознания", в котором всякий отдельный кадр является таким же фактом сознания, как целая пленка или как группа кадров из разных пленок.

4.     Наше же наблюдение всего этого (и его описание здесь) есть прежде всего знак нашего знания о структуре сознания "рекурренция". Но это не обязательно значит, что сами мы находимся в этой структуре. Более точно было бы сказать, что мы знаем о ней как о содержании, которое определенным образом интерпретируется в смысле сознания. В данном случае образ интерпретации – "структура сознания", а определенный образ – структура сознания, называемая "рекурренцией". Тогда какие-то состояния сознания мы сможем рассматривать как то, что индуцирует такую интерпретацию (вернее то, что может ее индуцировать)*.

* "Интерпретация" в данном случае не может нами полагаться ни как спонтанный процесс (в смысле Уильяма Джемса), ни как реализация логического закона или правила (в смысле Э. Гуссерля) Скорее мы могли бы назвать ее "рабочим" результатом какого-то состояния сознания, говорить о котором более подробно мы не можем, пока мы сами здесь интерпретируем.

В понятии мифа эти две вещи – "структура сознания" и "интерпретация" оказываются настолько тесно связанными, что в принципе разделить их почти невозможно. Однако в конкретных случаях это оказывается возможным. Начиная с Платона, миф фигурирует в резкой и четкой оппозиции к "знанию" (может быть, даже имплицитно – к "исследованию"), являясь некоей целостностью (картиной, образом, ситуацией, сюжетом), не обладающей собственным (все равно сознательным или натуральным) бытием. Мы могли бы сказать (если бы на мгновенье предположили, что Платон и Ницше пользовались нашей терминологией), что гомеровский Зевс был для Платона мифом, а сократовский Эвдемон – структурой сознания. В то время как для Ницше оппозиция добра и зла была мифом, а оппозиция Аполлона и Диониса – структурой сознания. Но уже с начала XIX века миф начинает осознаваться в качестве более или менее стойкой конструкции сознания, которая должна изучаться как таковая, вне зависимости от ее отношения к действительному положению вещей (историческому, психологическому, биологическому и т. д.). Это логически (то есть в силу логики мышления исследователей) привело к трем (в возможности) основным типам понимания мифа:

         I.            Как универсалии сознания (психологической у Вундта, культурно-исторической – у Ницше и Фрейда, психогенетической – у Фрейда, психоисторической – у Эриксона и т. д.);

        II.            Как феномена природы, противопоставленного мышлению исследователя (Фрэзер, Леви-Брюль, Марр и т. д.);

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука