(201) Оба эти слова по сути обозначают одну и ту же вещь, рассмотренную с двух несколько отличных точек зрения; то, что является «инспирацией» для самого существа, которое ее обретает, становится «откровением» для других существ, которым оно его, в меру возможности, передает, манифестируя его вовне с помощью какого-либо способа выражения.
(202) Напомним, что среди условий проявленного существования форма есть то, что характеризует всякое индивидуальное состояние как таковое.
(203) Разумеется, это не означает, что тот, кто объясняет символы, пользуясь обычным языком, обязательно располагает лишь внешним знанием; это означает только, что лишь такое знание может быть сообщено другим в ходе подобных объяснений.
(204) Такое высшее использование языка главным образом возможно, когда речь идет о священных языках, которые являются таковыми как раз потому, что устроены таким образом, что сами по себе носят чисто символический характер; это, естественно, гораздо сложнее в случае с обычными языками, в особенности когда последние употребляются в основном для выражения светских точек зрения, как это происходит с языками современными.
(205) Такую «спекуляцию», осуществляемую на эзотерическом уровне, можно было бы сравнить не с философией, которая имеет отношение только к светской точке зрения, но скорее с теологией, соответствующей традиционному экзотерическому и религиозному уровню.
(206) Мы должны уточнить, что такое превосходство мистиков должно пониматься исключительно по отношению к их внутреннему состоянию, ибо, с другой стороны, может случиться, как мы уже указывали выше, что за отсутствием теоретической подготовки они окажутся неспособны выразить что бы то ни было внятным образом; и кроме того, надо учитывать тот факт, что, невзирая на свою действительную «реализацию», они всегда рискуют заблудиться — уже в силу того, что не преодолели возможностей индивидуального порядка.
(207) Этот отказ отнюдь не означает, что знание, о котором идет речь, становится в известном смысле противоположным или противостоящим знанию ментальному; последнее правомерно и значимо в своей относительной, т. е. индивидуальной области; мы вновь повторим, во избежание каких-либо недоразумений, что «сверхрациональное» не имеет ничего общего с «иррациональным».
(208) Едва ли необходимо напоминать, что «сердце», рассматриваемое символически как центр целостной человеческой индивидуальности, традиции соотносят с чистым интеллектом; и это не имеет абсолютно никакого отношения к «сентиментальности», которую ему приписывают современные светские концепции.
(209) См.: «L'Esoterisme de Dante», p. 58–61.
(210) Мы берем здесь слово «истина» в значении арабского термина хакика, а слово «Сущность» в значении Эд-Дхат. — К этому в исламской традиции относится следующий хадит: «Тот, кто познал себя самого, знает своего Господина» (Ман арафа нафсаху факад арафа Раббаху); такое знание достигается тем, кто назван «оком сердца» (айнул-кальб), а это есть не что иное, как сама интеллектуальная интуиция; Аль-Халладж выразил ее в следующих словах: «Я вижу моего Господа оком моего сердца, и я говорю: кто ты? Он отвечает: Ты» (Раату Рабби би-айни кальби факулту ман анта, кала анта).
(211) Здесь подразумеваются не только состояния, соответствующие расширениям индивидуальности, но также и сверхиндивидуальные, но еще обусловленные состояния.
(212) Очевидно, в частности, что тот, кто с детства получил светское и «обязательное» образование в школах, не может считаться ответственным за него или рассматриваться поэтому как непригодный для инициации; весь вопрос состоит в том, какой «отпечаток» этого образования сохранит он впоследствии, ибо именно это реально зависит от его собственных способностей.
(213) См., в частности, «Царство количества и знамения времени», гл. XVIII и XXXII.
(214) Об отношениях такого «модернизма» с оппозицией любому эзотеризму см.: «Царство количества и знамения времени», гл. XI.
(215) На наших глазах один писатель-масон утверждал, что «первый инициированный должен был инициировать себя самого», причем с очевидным намерением отрицать «не-человеческое» происхождение инициации; трудно дойти до большего абсурда, как мы уже показали, объясняя истинную природу инициации; но не менее абсурдно полагать — в какой бы то ни было области, — что кто-то может дать самому себе то, чего у него нет, и тем более — передать; мы уже подчеркивали в другом месте вопрос подобного рода, в связи с весьма сомнительным характером психоаналитической трансмиссии («Царство количества и знамения времени», гл. XXXIV).
(216) Мы уже говорили о подобной «экстериоризации», происходящей на другом уровне, в связи с отношением между некоторыми экзотерическими и инициатическими обрядами.
(217) Три степени — бакалавра, лиценциата и доктора — воспроизводят тройственное деление, которое часто учреждается в инициатических организациях, в том числе в масонстве с его тремя степенями Ученика, Подмастерья и Мастера.
(218) См.: «L'Esoterisme de Dante», p. 10–15.