Символика креста (сборник)

(135) Напомним еще раз по этому поводу, во избежание недоразумений, что мы решительно отказываемся давать название «традиции» всему чисто человеческому и «светскому», и в частности философской доктрине.

(136) Поэтому маловразумителен известный масонский ритуал («регулярность» его, впрочем, весьма спорна), в котором источники датируются эпохой, ведущей начало от «Истоков символизма» (Аb Origine Symbolismi).

(137) Пожалуй, уместно задаться вопросом, почему философия возникла именно в VI веке до Р.Х., — в эпоху, отличавшуюся довольно странными особенностями, как мы отмечали в ряде случаев.

(138) В санскрите слово laukika — «светский», «мирской» (прилагательное от слова loka — «мир») зачастую берется в том же значении, что и в евангельском тексте, т. е. в смысле «мирской», «профанный», и это совпадение кажется нам достойным упоминания.

(139) Впрочем, даже если рассматривать лишь собственный смысл слов, должно быть очевидно, что philosophia — отнюдь не Sophia, мудрость; по отношению к последней она могла бы быть подготовкой или этапом; поэтому можно было бы сказать, что философия становится неправомерной, если она не стремится вести к тому, что ее превосходит. Это признавали средневековые схоласты, когда говорили: Philosophia ancilla theologiae («Философия — служанка богословия». — Прим, пер.); но в этом их точка зрения была еще очень ограниченной, так как богословие относится к экзотерической области и чрезвычайно далеко от того, чтобы представлять традиционную мудрость во всей ее полноте.

(140) Происходит ли это слово от празднеств Цереры у римлян, или, как полагают другие, от названия древнего города в Италии — Цере? По сути дела, это неважно, так как в любом случае его происхождение, как и происхождение слова «мистика», о котором мы говорили ранее, может иметь весьма слабое отношение к тому смыслу, который это слово обрело в обыденном употреблении, ставшем нынче единственным.

(141) См.: «Царство количества и знамения времени», гл. XXXVIII и XI.

(142) См.: там же, гл. III и VIII.

(143) Священные книги, или по крайней мере некоторые из них, возможно, представляют собой «поэмы» в этом плане; но они, конечно, не являются ими в «литературном» смысле, как считают современные литературные критики, которые тем самым стремятся свести их на чисто человеческий уровень.

(144) Единственные следы магической поэзии, которые можно еще обнаружить в настоящее время на Западе, составляют часть того, что наши современники дружно называют «народными суевериями»; действительно, чаще всего они встречаются в деревенском колдовстве.

(145) См.: «Царство количества и знамения времени», гл. XXVI и XXVII.

(146) См.: там же, гл. XXXV.

(147) По этому первоначальному смыслу слово «способности» идентично соответствующему санскритскому термину индрийя.

(148) Не следует противопоставлять вышесказанному аргумент из числа тех, согласно которым стихийные «силы» могли бы быть результатом какой-либо инициации, полученной в «астрале», если не в «предыдущих существованиях»; необходимо уяснить, что, говоря об инициации, мы подразумеваем серьезные вещи, а не сомнительные фантасмагории.

(149) См.: «Царство количества и знамения времени», гл. XXXV.

(150) См.: там же, гл. XXXVIII и XXXIX.

(151) Слово дикша в санскрите обозначает собственно инициацию, хотя порой его следовало бы переводить скорее как «посвящение» (см. о связи этих двух идей сказанное нами выше о различных смыслах греческого слова mueo); в самом деле, в некоторых случаях, когда речь идет о лице, приносящем жертву, «посвящение», передаваемое термином дикша, носит лишь временный характер и значимо только в течение самого жертвоприношения; его надлежит повторить, если впоследствии та же самая персона станет приносить другую жертву, пусть того же рода, что и первую; поэтому невозможно признать за подобным «посвящением» характер инициации в подлинном смысле слова; ведь, как мы уже сказали, любая инициация есть нечто постоянное, приобретаемое раз и навсегда, и ее нельзя утратить ни при каких обстоятельствах.

(152) Ограниченность эффектов возрождения, совершаемого экзотерическим путем, объясняет, почему оно никоим образом не может заменить инициацию или обойтись без нее, хотя общей чертой обоих является «второе рождение», понимаемое в самом широком смысле.

(153) Можно отметить, что с этой точки зрения религиозное рукоположение представляет собой «экстериоризацию» священнической инициации, а помазание королей — «экстериоризацию» царской инициации, причем соответствующими функциями уже не наделяются лишь посвященные, как это было ранее.

(154) Разумеется, констатация фактического существования чисто светских общественных организаций, т. е. лишенных каких-либо традиционных элементов, отнюдь не означает признания их правомерности.

(155) Это справедливо даже для светских организаций, но очевидно, что последние в любом случае могут использовать эту силу только бессознательно и ради достижения результатов исключительно телесного порядка.