Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

Но и на фоне радикальных действий части священнослужителей выделяется резолюция собрания духовенства, церковных старост и представителей от мирян 5-го благочиния Канского уезда Енисейской губернии, принятая 25 мая 1917 г. Она гласила: «Мы должны оказать всякое содействие к широкой организации трудящихся масс в местные и всероссийский Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и захвату Всероссийским Советом всей политической власти в свои руки, который один только может прекратить эту безумную бойню, решительно потребовать от своих союзников полного отказа от захватов, аннексий, контрибуций с правом всех наций на самоуправление, как единственном условии, при котором только и возможен мир всех народов всего мира, а не перемирие. <…> Освобождая себя от всякого обязательства по отношению к создавшемуся коалиционному Правительству, поддержать Совет Петроградских Рабочих и Солдатских депутатов». Глава епархии, епископ Красноярский и Енисейский Никон оценил постановление как «ленинство» и осудил его[213].

Вряд ли представители духовенства и мирян действовали под руководством местных большевиков, да и текст постановления отличается от образцовых резолюций, публиковавшихся в центральных большевистских газетах, однако составители этого документа, без сомнения, испытали воздействие левых социалистов. Вряд ли таких постановлений было много, возможно оно является исключением, но немало священнослужителей, находившихся в поле влияния умеренных социалистов, действовали порой довольно радикально. Иногда они шли за своей паствой, а иногда использовали свой авторитет среди мирян, становились лидерами протестных движений разного рода. Со своей стороны, съезды и заседания Советов и комитетов подчас выступали с инициативами, касающимися церкви. Так, в апреле на заседании съезда комитетов Западного фронта военный священник Елашенцев потребовал отнять у церкви драгоценности, чтобы использовать их для «укрепления свободы и завершения войны». Собрание встретило этот призыв овациями и постановило напечатать текст выступления и разослать его духовенству[214].

Подобные требования звучали и во многих резолюциях того времени. Это было связано с борьбой с монархическими символами и напоминало отношение военнослужащих к орденам и медалям (см. ниже). Так, епархиальный съезд Тавриды постановил уничтожить императорские инициалы на священнических крестах. Наличие этих вензелей стало причиной массовой сдачи духовенством на епархиальных съездах своих наперсных крестов и коронационных юбилейных знаков, выдававшихся всем священнослужителям в честь 300-летия царствования дома Романовых. Собранные кресты и знаки передавались на нужды Временного правительства и армии[215].

Подобные акции отражали энтузиазм первых месяцев революции, многими верующими свержение самодержавия оценивалось с религиозным энтузиазмом: «Атмосфера прочищается. Поголовное воскрешение из мертвых… Слава Богу, соборность торжествует над партийностью», — писала Т.Н. Гиппиус[216]. В Пензе чрезвычайный епархиальный съезд духовенства и мирян расценил переворот как «дело великой милости Божьей к нашему отечеству»[217].

Немалое количество простых верующих также воспринимало революцию как богоугодное дело. Группа стариков-солдат направила письмо в Петроградский совет (они, впрочем, именовали его «Российский социал-демократический рабочий солдатский комитет»): «Вы разрушили храм тьмы деспотической власти и создали своею святою кровью алтарь светлой истины и правды. <…> Бог поможет Вам также, как помог собрать храм сияющий тою же демократической правдой, о которой твердил Христос»[218]. Часть же современников, напротив, воспринимала акт свержения царя как вызов своим религиозным убеждениям, а революцию — как начало кощунственного похода против религии и церкви. Вера в Бога небесного не могла смириться со свержением «Бога земного» — именно так описывал ситуацию один священник. Наблюдатели утверждали, что такие священники-монархисты дали наибольшее число открытых приверженцев старой власти. Несмотря на опасность преследований со стороны новых властей, многие священники упорно продолжали «поминать» царя, вели монархическую пропаганду, обличали наступившее «царство иудейское», а иногда даже пытались организовать погромы. Некоторые были арестованы за свои действия. Рабочие же одного из сибирских заводов приняли постановление такого рода: «… Предупредить монахинь Знаменского монастыря, если и впредь они не прекратят распространения ложных слухов о новом порядке, то будут привлечены к ответственности»[219]. Отрицание революции, отрицание свержения монархии у многих священнослужителей было не только политическим, но и религиозным.