— Ты… согласился? — голос надламывается. Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы слезы не хлынули из глаз. Сложно, мне чертовски сложно удержать тот груз, который мешает полноценно вздохнуть. В груди невероятная тяжесть.
— Пока еще нет, — слабо улыбаюсь, слыша его ответ.
— Пока еще, — повторяю и поднимаюсь на ватные ноги, слегка пошатываясь из-за переизбытка эмоций.
— Джи…
Предатель.
— Я домой… завтра выпускной, — пячусь, глядя с болью в его глаза. Теперь там видно ответ. Я все понимаю без слов: он не смог сказать, что выбрал не меня. Я проиграла.
— Я отвезу тебя.
Син быстро встает, но я тихо бормочу дрожащими губами:
— Не надо…
— Я отвезу, — безапелляционно произносит он и проходит мимо, а я вся сжимаюсь.
Хочу обхватить себя руками и заплакать или упасть и лежать на холодном песке в свете такой же равнодушной луны. Но я шагаю на слабых ногах следом за ним, сажусь на байк, обнимаю крепкое теплое тело руками и прижимаюсь к широкой спине, ловя потоки ночного свежего воздуха. Либо от ветра, либо от чувств, лицо становится мокрым, а пальцы сильнее впиваются в его футболку. Нет-нет-нет… Я повторяю это как заклинание, будто отрицание ситуации поможет осознать тот факт, что мы расстаемся.
Я даже не замечаю, как мы подъезжаем к моему дому: только тишина и его аромат возвращают в жестокую реальность. Слезаю с кавасаки, собираясь молча уйти без слов, без объяснений, чтобы не слышать его голос и не видеть, но пальцы обхватывают запястье, останавливая. Безнадежный взгляд сталкивается с синими глазами, где вижу вину.
— Даже, если сейчас я скажу, что люблю тебя, ты не выберешь меня, не так ли? — шепчу, стараясь остановить слезы, которые все равно катятся по щекам. Я ненавижу себя за эту слабость, и то, что он свидетель того, как мне больно. Син с жалостью смотрит, а я опускаю глаза, не в силах выдержать такого взгляда.
— Джи…
— Скажи! — кричу и вырываю с силой руку, когда он пытается переплести наши пальцы.
— Это чертовски сложно, Джи, — говорит растерянно Син, и это бесит. Сложно? Сложно остаться со мной?!
— Да хватит разыгрывать комедию! Если бы ты любил меня, послал бы Купера с его долбанным контрактом!
— Я люблю тебя, Джи! — отчаянно кричит Син, а я горько улыбаюсь и поднимаю глаза, полные слез:
— Но недостаточно сильно.
На красивом лице написаны шок, непонимание и удивление.
— Недостаточно, чтобы ты сказал нет, — убито шепчу, закусывая губу.
С силой и отчаяньем дергаю за красно-желтую фенечку, которая с легкостью разрывается, как и наши отношения. Швыряю ему под ноги и разворачиваюсь, направляясь в сторону дома.
Расхожусь по швам…
Шаг.
Внутри все покрывается трещинами, разлетается, рушится…
Значит, вот его любовь? Ее без труда можно растоптать, уничтожить в один миг… как и красно-желтую нить, валяющуюся на холодной сырой земле.
Еще шаг… Еще…
Он не останавливает меня. Син сделал свой выбор.
И это не я.
#2 (special)
Я разбита.
Полностью.
Такие странные чувства…
Чувства?
Нет…
Единственное, что осталось — пустота.
Она поглотила хорошее и доброе до остатка. Сожрала. Сожгла. Прошлась по мне, как тайфун, и смела все на своем пути: нежность, счастье, любовь, оставив только…
Боль.
Тупую, ноющую боль.
Неужели в одном человеке умещается столько слёз? Такое возможно? Сколько я уже плачу? Час? Два? Сутки?
Сколько можно думать
Я не хочу
Я не хочу.
Почему не существует такой возможности под названием «Стереть из памяти и забыть»?
Да.
Да.
Да.
Я уверена в том, что виновата… Я виню себя. Я ведь знала, что это случится
Нельзя делать одного человека центром Вселенной, а Син для меня — все. Я жила каждый день с осознанием того, когда же все закончится, когда этот день наступит. Я знала, что проиграю, потому что видела, как он любил группу, друзей, свой Гибсон… Музыку.
Могу ли я понять его выбор? Я не знаю. Син стремился к тому, чтобы «Потерянное поколение» узнали, услышали. Он долго ждал этого, добивался… Но говорил, что мы будем вместе. Навсегда…
Я снова хватаюсь за это слово…