Мне надо просто закрыть глаза и уснуть, забыться.
Перестать думать.
Перестать плакать.
Смириться с неизбежностью, что я проснусь одна, а человек, которого полюбила — предал.
Это жизнь, и никто не отменял факта, что она не всегда легкая и беззаботная.
Чаще наоборот: она любит нас пинать, бить, разрушать, ломать…
Всего лишь надо собрать то, во что превратил мое сердце Эванс, и жить дальше.
Научиться закрывать створки дверей и не впускать каждого.
Мой отец появился так же неожиданно как Санта Клаус в Новогоднюю ночь: его не ждали, но он сделал сюрприз. Только вошел через дверь, а не дымоход. Я услышала щелчок открывающегося замка и сначала даже понадеялась, что это Эванс, но у него ведь нет ключей. Нет, он больше не придет.
Руперт Браун зашел со счастливой улыбкой на губах, которая быстро исчезла, когда он увидел меня: с опухшими красными глазами, растрепанными волосами, старой застиранной футболке.
— Джи, что произошло?
Всего нескольких секунд хватило, чтобы я приняла решение.
— Пап, можно я уеду с тобой?
Отец нахмурился. Смотрел больше минуты пристально в глаза, и затем кивнул:
— Конечно, если ты хочешь.
Я слабо улыбнулась и уткнулась в его черную футболку, которая пахла все тем же одеколоном и дорогими сигарами.
— Знаешь, малышка, я так спешил на твой выпускной, приехал, а ты — заплаканная. Нам срочно нужна крестная-фея, которая превратит тебя в красотку.
— Пап, давай просто уедем, пожалуйста, — надрывно шепчу в мягкую ткань. Я не хочу на выпускной, не хочу оставаться в этом городе. Я хочу убежать, все забыть.
— Значит, я зря спешил? — спрашивает с грустью папа, а я мотаю головой.
— Нет. Ты, как Чип или Дейл, которые приходят вовремя на помощь, — засмеялась сквозь слезы.
— Хорошо, я рад, что успел, — отец прижал сильнее к себе, поглаживая успокаивающе по спине.
Такси несло меня в Юго-Западный Эдмонтон на улицу, где еще год назад жила. Сколько бы Триша не уговаривала, я не хотела возвращаться. Я чувствовала себя комфортно в квартире отца
Несмотря на раннее время, мама уже не спала, хотя по натуре — не жаворонок. Она любила полежать подольше в кровати. Я приготовилась к атаке и вопросам: почему не собираюсь на выпускной, почему здесь и в таком виде. Но как только Триша открыла дверь и увидела меня, ее выражение сразу же поменялось — она все поняла.
— Привет, мам.
— Привет.
Женщина выглядела как всегда безупречно даже утром: легкий макияж, стильная кофта нежно-фиолетового оттенка, светлые брюки, волосы красиво завиты в локоны и заколоты.
— Я улетаю с папой, — говорю сразу, глядя в такие же бирюзовые глаза. Странно, что мама без линз.
Идеальное лицо Триши удивленно вытянулось, глаза обеспокоенно забегали по мне и стенам, но она лишь вздохнула и спросила:
— Понятно. Когда?
— Сегодня.
— А как же выпускной?
— Не хочу туда идти.
Мы неотрывно смотрим друг на друга несколько секунд, затем мама подходит и ласково обнимает меня. Сглатываю комок и стараюсь снова не разреветься, потому что поток слез, готовый литься из меня, кажется бесконечным.
— Спасибо, что приехала и попрощалась, милая, — растрогано шепчет она, — и прости, что я не самая лучшая мама в мире, прости…
— Мам, перестань…
— Если тебе надо уехать, я не против, но хочу, чтобы ты знала — все будет хорошо. Ты не такая, как я, ты справишься, — с грустью в голосе произносит она и немного отстраняется, заглядывая с беспокойством в глаза. — Разбитое сердце можно склеить, только клей должен попасться не просроченный и долговечный.
Смеюсь и вытираю слезинку.
— Да, это точно.
Я прощаюсь с мамой и с городом, в котором выросла, нашла друзей, первую любовь. И убегаю, чтобы все забыть.
Глава 31
Я надвинул капюшон на глаза и поднял повыше воротник толстовки, завязывая шнурки и скрывая тату на шее: они слишком заметны. Быть растерзанным толпой неуравновешенных фанаток не возникало особого желания. О нет, я не Оззи, который искал неприятности на задницу — он любитель скандалов и кормит «желтуху» разными пикантными новостями. Привилегия выходить на улицу без сопровождения исчезла еще три года назад, когда на группу, в прямом смысле слова, обрушилась слава.
Слава…
Кто-то стремится к ней ради денег, возможности посещать закрытые элитные тусовки, иметь «нужные» знакомства, светиться в прессе и на телеэкранах.
И лишь немногие, если речь идет о музыке, быть услышанными. Выходить на сцену и дарить людям песни, отдавать часть себя, передавать эмоции, которые накопились в душе. Выплескивать гнев, злость, раздражение — в этом ощущалась своя болезненная романтика.