Синагога и улица

Кроме аскета реб Йоэла, в пустой синагоге находится еще один еврей, сидящий у западной стены, между печью и окном. Слесарь реб Хизкия Тейтельбойм знает основательно, а некоторые говорят, что даже наизусть, весь раздел «Ойрех хаим»[68] из книги «Шулхан орух». Помимо этого, он мастер своего дела. Лавочники буквально осаждают его просьбами, чтобы он изготовил им хитрые ключи со множеством зубчиков, засовы и врезные замки. Все хотят, чтобы работу для них сделал хороший мастер, который не берет лишнего. Когда его спрашивают о цене, реб Хизкия долго думает, прежде чем дает ответ. Он медленно подсчитывает, во сколько ему обойдется материал, сколько времени потребуется на работу и сколько ему позволительно на этом заработать. Заказчики очень ему доверяют, но слесарь не гоняется за работой и заработком. Он просиживает в синагоге до полудня, а когда возвращается туда на предвечернюю молитву, то остается там уже до позднего вечера. Не раз случалось, что по дороге с работы, в какой-нибудь лавке, с ящиком инструментов под мышкой и с тяжелым молотком, реб Хизкия забредает в синагогу. Он ставит на пол ящик с инструментами, кладет на него тяжелый молоток и так углубляется в святую книгу, что забывает вернуться в мастерскую.

Идя по улице, слесарь смотрит только себе под ноги, как будто следит затем, чтобы они шли верным путем. Богобоязненно опущенные плечи и следы побелки на спине пиджака свидетельствуют, сколько времени он протирает спиной стены синагоги. Евреи смотрят на его осунувшееся лицо с почтением и считают его праведником, пожалуй даже чересчур упорным в своей набожности.

Какой-нибудь лавочник вваливается утром в синагогу и рассказывает слесарю, что потерял ключ от своего магазина или что у него заело врезной замок. День базарный, и он теряет выручку. Он озолотит слесаря. Реб Хизкия уже помолился, однако не прерывает изучение святых книг и не трогается с места. Сколько бы лавочник ни умолял, его не переубедишь.

— Если он говорит «нет», то дело кончено, — говорит его компаньон по мастерской.

Поскольку реб Хизкия сидит в синагоге больше, чем у себя в слесарне, он взял в компаньоны ремесленника, у которого не было помещения, собственных инструментов и который к тому же не был настоящим мастером. Однако этот человек работает целый день. Поэтому реб Хизкия платит сам за съем мастерской и не требует денег за использование его верстаков, сверлильных станков, пил и стамесок. Он поровну делит с компаньоном заработок. Но тот не всегда может сам справиться с работой. Тогда он заходит в синагогу и просит реб Хизкию спуститься в мастерскую и помочь ему изготовить, например, засов. Лицо и одежда этого высокого длиннорукого еврея вымазаны машинным маслом. Разговаривая, он выплевывает дым и пепел, которыми надышался у кузнечных мехов. Из-за своего нелепого вида и одежды он чувствует себя в синагоге неуместным и ущербным. К тому же он испытывает огромное почтение к реб Хизкии Тейтельбойму, богобоязненному, ученому еврею. Поэтому ремесленник не злится, а говорит с мольбой:

— Я ведь не могу держать раскаленный засов клещами в одной руке, а другой рукой лупить по нему пудовым молотом.

— Тогда найди кого-нибудь, кто тебе поможет, и разделите между собой заработок, — отвечает реб Хизкия.

Компаньон остается стоять, опустив руки, похожий на дерево с закопченной от лесного пожара корой. Куда ему идти искать помощника? Кроме того, он знает: того, что жена реб Хизкии зарабатывает в своей лавке, не хватает на содержание семьи, и она надеется, что и от мастерской будет какой-то доход. Но реб Хизкия не беспокоится о заработке, и его компаньон знает, что попусту теряет время. Ничего он не добьется. Он пожимает плечами, поворачивается и идет к двери.

— Первый раз в жизни вижу ремесленника, который терпеть не может зарабатывать деньги.

Реб Хизкия делает вид, что ничего не услышал. На его лице появляется упрямая улыбка. В глубине души он относится к своему простаку-компаньону очень пренебрежительно. Он продолжает раскачиваться над святой книгой в западном углу синагоги, в то время как аскет реб Йоэл раскачивается на томом Геморы у восточной стены. Оба они словно теряются в длинном и сложно выстроенном здании, полном мебели, книг и предметов культа.