Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года

Проехавши мимо Соломоновых прудов, я повернул через час направо и вскоре достиг Вифлеема. Этот город населен почти исключительно христианами. Местоположение его неровное; есть спуски и подъемы такие, что лошадь скользит по большим гладким камням, которыми вымощены некоторые улицы. Город грязен, на мостовой гниют кучи разного хлама и стоят лужами всевозможные нечистоты. Местами видны лавки с вещами, выделкой которых занимается большая часть жителей Вифлеема: это перламутровые образа, кресты, четки, чубуки, палки и т. п. Замужние женщины носят на голове род монашеских клобуков, к которым прикреплены длинные покрывала, наподобие русской фаты; лоб покрыт монетами как у черемисок; арабки татуируют лица и руки. Вифлеемские девушки одеваются так, как, предполагают, одевалась Божия Матерь: длинное белое покрывало закрывает голову, спину и плечи, рубашка синего холста перетянута кожаным поясом, на груди наложен кожаный четырехугольник, иногда украшенный монетами, на ногах сапоги. До самого монастыря провожали меня продавцы мелочей, узнавшие по кавасу, что я русский, крича со всем усердием: «Москов! а, москов! Хош чотка, каристы, может, образ хош? Чабук кароща есть… Кали хош капить – усе есть!»

Вифлеем значит в переводе «дом хлеба»; арабы называют его Беит-Леам – «домплоти». Первоначально он носил название Ефрата («плодородие»). В некоторой степени последнее оправдывается еще и теперь. С Вифлеемом, как и с Хевроном, связано много воспоминаний и преданий. В окрестностях его, мы уже видели, скончалась Рахиль. Там же имела место трогательная встреча Руфи и Вооза (Руфь 2). В Вифлееме родился Давид и был помазан Самуилом на царство (1 Цар. 16, 13); поэтому Вифлеем назван в Евангелии городом Давида (Лк. 2, 4, 11). Занятый в продолжение некоторого времени филистимлянами, он разделял впоследствии общую участь с Иерусалимом. Наконец, в нем родился Спаситель.

Самое замечательное здание в Вифлееме есть церковь Рождества Спасителя. При ней находятся монастыри греческий, латинский и армянский. Я остановился в греческом монастыре; монах, болгар отец П., говорящий очень хорошо по-русски, провел меня в назначенную мне комнату. Вскоре вошел ко мне настоятель – молодой красивый грек. Занятый уборкой в церкви, он был весь в пыли. Поставив в угол метелку, бывшую у него в руке, он благословил меня, расспросил, кто я, откуда, и предложил отдохнуть. Нам подали неизбежные на Востоке варенье, мастику (водку) и кофе. Затем настоятель свернул папироску, подал ее мне, сделал для себя другую и отправился опять к своим занятиям по хозяйству. Отдохнув немного с дороги, я отыскал отца П. и отправился с ним в церковь. Она начата императрицей Еленой и окончена Константином между 327 и 333 годами по Р. Х. Епископ Кесарийский Евсевий в «Жизнеописании императора Константина» говорит, что храм был заложен стараниями св. Елены и назывался храмом пещеры Спасителя – «ecclesia Speluncae Salvatoris» (Кн. 3, гл. 41 и 43). Впоследствии император Юстиниан, возобновляя церковь, устроил при ней монастырь и увеличил несколько пещеру Рождества (Прокопий Кесарийский). Греческие монахи, однако же, настоятельно утверждают, что церковь была основана Юстинианом. Пред входом в храм, по всей вероятности, существовал обширный атриум, окруженный колоннадой, следы которой видим по настоящее время. В церковь ведет столь низкая дверь, что нужно наклоняться в пояс, проходя в нее. Внутри церковь представляет древнюю базилику; она разделена на пять проходов четырьмя рядами колонн коринфского ордена. Потолка нет. Некрашеные стропила из кедрового дерева искусной древней работы – на виду. Колонны покрыты изображениями святых, высокого, по уверению знатоков, достоинства живописи. Этих изображений, однако же, сохранилось немного. Исчезают также и древние мозаики на стенах, высоко ценимые художниками. Остатки их видны кое-где неправильными пятнами; остальное замазано штукатуркой и заделано. Главная часть церкви принадлежит грекам, остальные – армянам и католикам. В греческом отделе шла чистка и уборка: мели и мыли, обтирали и очищали во всех углах. Настоятель был тут же. Завязав вокруг пояса полы рясы и засучив рукава, он трудился наряду с другими. Мы прошли с отцом П. в алтарь. Показывая образ Рождества, покрытый богатой ризой и высланный из России одним из наших благочестивых вельмож, отец П. обратил мое внимание на отверстие в ризе, похожее на то, как будто бы в этом месте было что-то вырвано.

– Тут была звезда из камней, – объяснил он. – Нашлись святотатцы, которые думали, что она бриллиантовая, а она была простая, стразовая.

– Кто же это сделал?

– Бог их знает.

Осмотрев церковь, мы спустились в пещеру. Меня поразили лохмотья старой драпировки, висевшие с потолка, затканные паутиной, изъеденные пылью.

– Что это, – говорю я, – отец П.? Какое запущение в таком святом месте.

– Не наше, батюшка, здесь владение-то, общее. Как бы мы одни распоряжались, так не в таком бы виде все было.

– Да кто же препятствует вам пыль смести?