Sincerely, me (СИ)

— Может, кого ждут, — пожимаю плечами, обращая внимание на чёрный джип на улице напротив. — Забудь, идём смотреть фильм. — шепчу, стирая остатки слез, то есть моей истерики.

— Я не хочу, чтобы этот придурок разрушил тебя. Не позволю ему сделать это с тобой, — говорит она, усаживаясь рядом. — Если он ещё что-нибудь тебе скажет… Клянусь, я разорву его на куски.

Снова смеюсь, крепко обнимая девушку. Господи, спасибо, что восемнадцать лет назад она родилась!

— И вообще, чего ты так убиваешься? — снова начинает она, получая мой презрительный взгляд. Её это не останавливает, и она продолжает: — Нет, ну серьёзно! Что в нем такого? Неужели такой красивый?

— Я не знаю, Камилла. В нем сочетается множество разных качеств… и я не знаю, какое из них меня привлекло. Не знаю, почему я влюбилась.

Гарри Стайлс медленно разрушал меня, и я все никак не могла отдать себе в этом отчета. Но сейчас я вижу всё насквозь и больше не позволю ему продолжить этот дикий садизм.

====== Thirty three: Страдания (Часть Вторая). ======

Девушки, что убивались после расставания с парнями, казались мне раньше слабыми и очень эмпатичными девицами. Сейчас же, я смотрю на себя и понимаю, что превратилась в то же самое. Хотя я ведь даже не могу сказать, что меня бросил парень, ведь мы с Гарри никогда в официально оглашённых отношениях не состояли. Ранит ли это меня? Да, очень даже! Ведь я не могу позволить себе сказать, что рассталась со своим любимым парнем… потому что мы не расставались, да и парня у меня как такового не было.

Мама заносит в дом огромный тазик с сухим бельём, что сушилось на балконе. Её тяжёлая походка и располневшие ноги напоминают мне слониху, и я усмехаюсь про себя. Замечаю седые волоски, осторожно разбросанные на её голове, морщины по всему телу, особенно в глаза бросаются те, что на лбу. Сердце сжимается от осознания, что эта женщина стареет.

— Тебе помочь? — спрашиваю, соскакивая с дивана, попутно сбрасывая плед. Мама удивлённо смотрит на меня, затем, когда я достигаю её, протягивает мне тяжёлый таз.

— Спасибо, — выдавливаю улыбку, принимая вещи. Тащусь на кухню, чтобы на столе разложить всё по стопкам. Мама следует за мной, восхищённо поглядывая со спины. Не выдерживаю её пристального взгляда и игриво спрашиваю: — Ты что там выискиваешь? — улыбка впервые за долгое время озаряет мое лицо, и душа начинает плясать, когда я понимаю, что у мамы тоже отличное настроение. Она нежно целует меня в щеку и располагается напротив.

— У тебя очень красивая спина, Белла, — я смеюсь, когда она признается. — Прям как у меня! — наш хохот заполняет кухню. — Твой отец всегда мне это говорил. Он говорил, что я произведение искусства, седьмое чудо света, — женщина расплывается в грустной полуулыбке, что ранит меня. Хочу обнять её, но сдерживаюсь, ограничиваясь тёплой улыбкой.

— Всё в порядке?

— Конечно, прошло много времени, — усмехается она, складывая мою розовую футболку вдвое. — Я научилась терпеть боль.

Мама начинает рассказывать о долгом пути совершенствования, и я с до этого невиданным удовольствием и интересом слушаю её. Она очень умная, мудрая женщина, в который раз убеждаюсь в этом. Мне в голову закралась мысль спросить, что делать в моей ситуации, но все это может обернуться по-другому, и она воспримет всё в штыки, поэтому наилучшим решением будет промолчать.

— Тебя что-то тревожит, детка? — спрашивает он, касаясь моей руки. Резко перевожу на неё взгляд, стараясь скрыть накатившие эмоции.

— Нет, всё в порядке.

— Я же вижу, что ты врешь, Белла, — улыбается мама, сжимая мою кисть. — Понимаю, что я может быть неидеальная мама, но поверь, я очень стараюсь исправиться.

— Мам…

— Ваш отец наверняка умер из-за меня, — неожиданно слезы хлынули из её глаз, приводя меня в лёгкий шок. Я всё не могу сдвинуться с места, чтобы обнять её. Стою всё там же, словно прибитая гвоздями. — Я недавно общалась с нашей соседкой. Заметила её у могилки отца… Она сказала, что я сгубила его своим характером, а мужик то был хороший.

Смотрю на неё и понимаю, что она впервые так ломается, а я ведь даже и не замечала. Ее рассказ о самосовершенствовании и забытие от горя можно смело смыть в водяной сток, он кажется мне лишь мнимой маской, чтобы скрыть реальные эмоции. Она слаба, как никогда. Самая стойкая женщина, которую я знала, сломалась.

Я медленно перестаю верить в жизнь.

— Всё хорошо, — обнимаю маму, крепко обхватывая её руками. — Мы с Томасом рядом, и это самое главное… А эта соседка — старая маразматичка.

Мама начинает громко смеяться, стирая остатки слез с щёк. Смотрю на неё и с трудом выдавливаю:

— Я люблю тебя, — женщина с минуту смотрит на меня удивлённо, после чего отвечает:

— И я тебя.