Sincerely, me (СИ)

Мои попытки успокоиться увенчиваются успехом, и я спокойно вздыхаю и выдыхаю, делая ритм сердца стабильным. У меня было столько времени, чтобы подумать, где я нахожусь, но несмотря на это, я так и не догадалась. Единственное, что для меня ясно — это то, что я в подвале под землёй. Этому свидетельствует сырость и единственный источник света — кондиционер у потолка. Здесь чертовски холодно и зябко, такое ощущение, словно стены мокрые, или на них осталась испарина от дыма.

Сначала я даже подумала, что нахожусь в том подвале, что находится у Гарри в доме, но затем вспомнила, что у него не было вентилятора у потолка, и там пахло кровью и плесенью, чем-то крайне отвратительным. Здесь же царит чистота, стерильность, словно в больнице. Стены из плитки, а пол словно бетонный, так и не обработанный до конца. Пахнет спиртом и чистящими средствами. Я так долго нахожусь в темноте, что глаза уже привыкли к ней. Но это не значит, что мне не страшно.

Мной овладевает желание зажечь свет, но я все ещё лежу на полу. Мои конечности заледенели от холода. Я под землёй, здесь нет отопления. Мои попытки встать не увенчались успехом, поэтому я все ещё лежу на холодном бетоне. Предплечья уже не чувствую, наверное, отлежала.

Неожиданно зажегся свет, что можно было понять по просвету в щелях двери. Я попыталась чуть приподняться, чтобы увидеть что-нибудь, но у меня не вышло, поэтому я решила закричать.

Шаги прекратились. Человек остановился, затем повернулся и пошёл в мою сторону. Когда железная дверь со скрипом отворилась, я зажмурила глаза со всей силы. Это адская боль — смотреть на свет, когда долго находился в темноте.

— Ну, что ты разлеглась-то, — от низкого голоса Зейна меня передернуло. Парень подошёл ко мне и, схватив за спинку стула, резким движением поднял.

Если бы не веревки, что связывали мои руки позади, то я бы врезала ему с огромным удовольствием. При виде Зейна весь страх, что скапливался внутри, исчез, его словно ветром унесло. Осталось лишь отвратительно жгучее желание стереть его лицо с Земли. Меня воротит от одной мысли его существования. Я сжала кулаки и постаралась перевести дыхание, мне нужно успокоиться. Гарри всегда говорил, что спокойствие — это ключ к мирному разрешению проблем. Сам он, правда, этому совету никогда не следовал, но меня всегда активно приучал.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, обходя меня кругом.

Я держала рот на замке, чтобы случайно не выдать ему лишнего.

— Почему ты молчишь?! — неожиданно вскрикнул он, когда лицо его предстало передо мной. Он слегка толкнул меня в плечо.

Я вздрогнула, но снова промолчала. Оттолкнуть у меня не вышло, поэтому я лишь свела брови и отвела взгляд в сторону.

— Будем играть в гляделки? — шипит он.

— Нормально, — выдавливаю я, не отрывая глаз от пола.

— Хорошо, что нормально. Ты ведь сидишь здесь уже два дня, — хмыкнул он, ожидая моей реакции.

Я же продолжала молчать, соблюдая спокойствие. Он не может заставить меня играть по его правилам.

Через секунду в дверь уверенно постучали, и вошла грузная женщина с железным подносом, который она сжимала руками. Чёрные сальные волосы прилипли ко лбу, а капли пота мгновенно пропали при взаимодействии с холодным воздухом, пропитанным химией.

Она подошла ко мне и поставила поднос прямо у ног, затем, словно запрограммированный робот, встала и, развернувшись, покинула комнату.

— Ешь, — выдал Зейн, подтолкнув поднос рукой. Он присел напротив меня и теперь смотрел снизу вверх. Глаза его выражали абсолютное спокойствие. Он казался настолько расслабленным, что вселял дикий ужас от мысли, что он знает о грядущем.

Я смотрю на него и понимаю, что жизнь чертовски контрастна, мать его! Такая же контрастная, как Бостон. В ней есть что-то дикое. Пару мгновений назад я была в квартире с любимым человеком и готовилась встретить Рождество. И где я сейчас?

— Держи, — Зейн встал с места и, взяв поднос, возвысился надо мной. Он поставил его мне на колени, затем снова присел. Его рука потянулась к вилке, он наколол на неё кусочек рыбы и поднёс к моему рту. — Ешь.

— Нет, — выдавила я, почувствовав, как нарастает желание стошнить, несмотря на то, что я долго не ела.

Глаза парня залились кровью, он недовольно покачал головой. Но затем резко схватил моё лицо руками и, воткнув вилку в губы, пробил путь для еды.

Неприятное жжение осталось на губах, поэтому я облизала их. Во мне буквально кипело дикое желание толкнуть его, ударить со всей силы. Я прожевала постную рыбу и, собрав в одной щеке, выплюнула ему в лицо. За долю секунды он рассвирепел и, схватив поднос, швырнул его в меня, высыпая все его содержимое на одежду.

— Идиотка! Почему ты такая идиотка?

— Отпусти меня! — заорала я в ответ, пихаясь. У меня снова не вышло выдернуть руки, я начинаю ощущать, как леденеют костяшки пальцев от напряжения.

— Ты пожалеешь об этом, детка. Ой как пожалеешь, — выплюнул он перед тем, как громко хлопнуть дверью.

В комнате повисла тишина. Снова.