Синдер

— Где?

— Здесь живёт одна пожилая дама. Я оставляю ей рыбу.

Он больше ничего не сказал, просто последовал за мной, когда я направился к пещере ведьмы.

— Что за человек станет жить в пещере? — спросил он, когда я положил рыбу на плоский камень у входа.

Я пожал плечами.

— Люди говорят, что она ведьма. Она может творить магию.

— Я не верю в магию, — он пренебрежительно отмахнулся, заглядывая в пещеру. Внутри была только темнота. Милтон принюхался у входа, но, казалось, не хотел заходить внутрь.

— Говорят, она может превращать тыквы в кареты, а мышей — в лошадей.

Он нахмурился, глядя на меня.

— Это кажется не очень полезным.

На самом деле я никогда особо об этом не задумывался. В чём смысл такого рода магии?

— Я полагаю, она могла бы продавать лошадей.

— Тогда почему бы тебе не оставить её в покое? И почему она живёт в пещере?

— Не знаю, — я старался не раздражаться. В конце концов, он был принцем, и его вопросы обоснованы, даже если заставляют меня чувствовать себя глупо.

— Ты когда-нибудь видел её?

— Нет.

— С чего ты вообще взял, что она существует?

— Рыба, которую я оставляю, всегда исчезает.

— Ты, наверное, делаешь какого-нибудь медведя жирным и счастливым.

Я пожал плечами, чувствуя себя глупо. Дейдре научила меня всегда оставлять подношение для ведьмы. Это казалось достаточно безобидным, но теперь я сожалел, что позволил ему увидеть, как я это делаю.

— Я расстроил тебя, — сказал он.

— Нет, — хотя я не уверен, что это правда.

Он задумчиво посмотрел на меня с минуту, затем вытащил что-то из кармана и положил поверх рыбы. Это была небольшая фигурка — та самая, над которой он работал, пока я рыбачил. Собака — грубая и неизящная, — но в ней явно угадывался Милтон.

— Может быть, медведю понравятся безделушки.

На самом деле это было не для ведьмы. Это было для меня. Это было предложение мира, и я принял его с улыбкой.

Он продолжал следовать за мной, когда мы оставили пещеру ведьмы позади, в конце концов добравшись до поляны, где впервые встретились. Я повернулся к нему лицом, чувствуя себя неловко. Он был высок и величествен, и я удивлялся, как мог смотреть на него и не заметить его благородства. Даже с Милтоном, тяжело дышащим у ног, он практически излучал силу.

— Я чувствую, что должен поклониться или что-то в этом роде.

Он закатил глаза.

— Пожалуйста, не надо.

Но не просто же попрощаться и уйти? Это казалось совершенно неправильным. Вместо этого я протянул ему руку.

— Для меня было очень большой честью встретиться с вами.

Он улыбнулся мне, тоже протягивая руку. Его пальцы сильные и тёплые.

— И для меня это честь. Спасибо тебе за то, что научил меня ловить рыбу.

— Не за что, сир, — его брови нахмурились, улыбка превратилась в свирепый оскал, и я быстро поправился: — Ксавье.

Я хотел остаться подольше. Мне нужен был предлог, чтобы снова прикоснуться к нему. Хотелось, чтобы этот славный, волшебный день длился вечно. Но у меня не было возможности остановить время.

Я неохотно повернулся, чтобы уйти. И как раз был уже на полпути через поляну, когда он окликнул.

— Ты придешь завтра снова?

Я резко развернулся к нему.

— Я не уверен, что смогу.

— Ты же знаешь, я принц, — сказал он. — Я мог бы приказать тебе прийти.

Интересно, он говорит серьёзно или поддразнивает?

— Мне пришлось бы рассказать об этом своей тёте. Ты этого хочешь?

— Нет, — его взгляд опустился. — Полагаю, я об этом не подумал.

Он казался искренне разочарованным. При мысли об этом у меня пересохло во рту и бабочки в животе радостно затрепетали.

Может быть… Если я встану пораньше… Если я потороплюсь со своими делами…

— Я постараюсь уйти после того, как подам обед, — сказал я.

Его взгляд встретился с моим, и его улыбка была яркой, великолепной и невероятно заразительной.

— Я буду ждать.

Тетя Сесиль отпустила других служанок много лет назад, чтобы сэкономить деньги. Сначала мои кузины ругали несправедливость того, что их заставляют одеваться самостоятельно. Прошло совсем немного времени, прежде чем любая скромность, которую они когда-либо чувствовали в моём присутствии, была преодолена потребностью, чтобы кто-нибудь зашнуровал их корсеты и причесал их волосы. Каким-то образом за эти годы я стал до нелепости искусен в таких вещах.

Мои кузины знали, что принц в городе, и потому надеялись, что есть шанс увидеть его на рынке (а я не осмеливался разочаровать их). На следующий день мне пришлось потратить дополнительное время на их густые тёмные локоны. Прошло два часа после обеда, когда мне наконец удалось уйти. Я пробирался через лес с комком в горле.

Я чувствовал себя глупо. Он принц, а я — слуга. Неужели я действительно ожидал, что он будет ждать меня на лугу, как какой-нибудь влюбленный? Неужели я действительно верил, что у него не было лучшего способа провести время?