Синдерелла без хрустальной туфельки

— Почему не хочу? Хочу! И буду! Рано или поздно, но буду! Просто путь у меня другим получается, более трудным да извилистым. Но это, наверное, и хорошо. Потому что учиться я буду для себя, понимаешь? Не для папы с мамой, а для себя! Не в Сорбонне, конечно, но в институт приличный поступать буду. На вечернее отделение, чтобы и работать тоже с учебой параллельно. И диплом постараюсь пятерочный получить. А работу найду в самой что ни на есть крутой фирме. На самую нижайшую должность пойду, чтобы возможность была подняться. И пойду по ступенькам. И поднимусь обязательно! Я знаю. Так все со мной и случится. Вот только бы мне бабушку поднять, на ноги ее поставить…

— Ну что ж, молодец… А помощники тебе на этом пути не потребуются?

— В каком смысле?

— Ну, в каком… Чего тут непонятного-то? Помощь я свою человеческую предложить хочу…

— Это какую же?

— Да хотя бы материальную! Вот предположим, к примеру, что ты поднимаешь раза в три плату за сданную мне комнату, а я, дурак, соглашаюсь… Тогда ты вполне смогла бы и сейчас уже учиться пойти…

— Хм… — снова откинулась на спинку стула Василиса и улыбнулась грустно. — Что это за день такой странный сегодня, ей-богу… Все мне почему-то нынче материально помочь захотели. Сергунчик вот тоже денег предлагал…

— Кто это? Кто такой этот Сергунчик? — неожиданно вдруг взвился Саша и даже подскочил слегка на стуле, но тут же и опустился обратно, будто устыдившись этой своей неожиданно искренней эмоции.

И замолчал. И Василиса молчала. Слишком уж откровенно прозвучал Сашин вопрос — даже неловко как-то. Так сидели они долго, с удивлением рассматривая друг друга в слабом свете хилого ночничка, будто видели впервые, и улыбались неловко, и молчали. Каждый о своем молчал. Саша — о том, что впервые, наверное, в жизни его так уколола ревность, больно и по-настоящему. Неожиданно так подкралась и врезала ножом — прямо в самое сердце. А он и не подозревал раньше — каково это… Столько раз писал об этом, развешивал вокруг этого чувства слова-колокольчики да завитушки всякие расчудесные, а на самом деле каково оно — и не знал, выходит… И еще — чего это он вдруг взял и взревновал эту девчонку к неведомому какому-то Сергунчику? С чего бы это ради? Влюбился он в нее, что ли? Да ну, ерунда какая…

А Василиса не удивлялась. Василиса сидела и тихо радовалась этому совершенно искреннему и такому внезапному проявлению его ревности, потому что женщиной все ж была. Юной совсем, неопытной, но женщиной же. Потому и догадалась наперед, и поняла особым, природным каким-то чутьем, что такое означает эта его ревность, и что это очень даже хорошо, и это слава богу, и очень ей она приятна, эта его ревность… И будто даже колокольчик внутри у нее в этот момент прозвенел — поздравляю, мол, тебя, милая девушка Василиса, с наступающим прекрасным праздником. И сердце даже чуть зашлось, защемило короткой искоркой радости, будто провел кто по нему мягкой щекочущей кисточкой…

— Так хочешь мне помочь, говоришь, да? — нарушив неловко-счастливую эту паузу, спросила она вдруг. Совсем уже другим голосом спросила. Женским уже, взрослым, многие вещи понимающим голосом. И Саша тоже его услышал, этот ее новый голос. И улыбнулся ему навстречу приветливо:

— Да. Хочу. Очень, очень хочу помочь. Просто терпения уже нет, как хочу тебе помочь…

— Ну что ж, и помоги тогда. Я и согласная. И с удовольствием твою эту помощь приму. Ты вот отнеси свои романы в издательства, а гонорары мне отдашь… Идет? А никакой другой помощи я и не возьму больше… Только такую…

— Ах ты, хитрюга монгольская! — весело вдруг расхохотался он и тут же прикрыл испуганно рот ладонью, оглянувшись на кухонную дверь. — Молодец какая… А если не возьмут у меня мою писанину?

— Возьмут! Я знаю. Я в этом просто уверена…

— Да почему?

— Да потому! Потому, что нельзя всех под один формат загнать! Времена сейчас другие. Сам же говоришь, у детей земли — одни потребности, у детей солнца — другие совсем… Выбор широким должен быть. Вот и твой читатель найдется. В избытке даже. Я же вот нашлась! Я буду первой яростной поклонницей твоего писательского таланта…

— Ну что ж… Раз, говоришь, по земным законам всем жить надобно… Ладно, отнесу.

— Слово даешь?

— А то! Да чтоб мне треснуть, отнесу!

— А когда?

— Вот пристала… Сказал же, отнесу! Потом…

— Ну, когда?

— Скоро!

— Тогда завтра!

— Ладно, завтра.

— И прямо с утра…

— Так это утро уже через час наступит! Посмотри, скоро светать за окном начнет… Что, мне и спать совсем не ложиться?

— Нет. Вот сейчас посидим еще, потом завтрак приготовим, а потом и пойдешь сразу.

— Вот же зануда ты монгольская… Такая молодая, а уже зануда!

— Да сам такой… 

16