Он говорил быстро, отрывисто, армейски-рублеными фразами.
— Убьют. Скорее всего. Но можно и выиграть. Шансы есть.
— Что же мешает? — с успокаивающей теплотой спросила Кристина.
Он уставился на нее целым глазом и провалом пустой глазницы. Девушка вздрогнула — так мало Бес походил на человека, лицо кибернетика показалось уродливой маской робота с плохой, резиновой имитацией кожи.
— Я был плохим человеком, — сказал он в третий раз. — Но чтобы рискнуть… чтобы выиграть. Чтобы просто сделать ставку… мне надо будет стать еще хуже. Намного хуже. И боюсь, возврата уже не будет. Надо решать. Сегодня, завтра. Потом уже поздно.
— А другая возможность?
— Можно оставить все как есть. Жизнь пойдет дальше. Может, будет чуть лучше. Может быть, и нет. Возможно, погибну в очередной перестрелке, скорее всего, нет. Поднимусь в кооперативе, буду при Василе решать вопросы. Накоплю на регрессивную операцию, чтобы вытащить старое боевое железо. Пока не сгнил вместе с ним. Поставлю обычный цивильный хром. Буду инвалидом, но бодрым и живым. Много чего можно сделать, много чем заняться.
— Неплохое будущее, — очень серьезно и очень тихо сказал Ки. — Не лучшее. Но все-таки неплохое. Бес…
Она положила узкую, теплую ладонь поверх металлического протеза сталевара. Кибернетик прикусил губу и сдержался, не отдернул руку, превозмогая рефлексы военного, для которого вторжение в ближнюю зону означало агрессию и смертельный риск.
— Я не знаю, что с тобой случилось. Но знаю, что ты вышел из ада. Многое там оставил… Но вышел. Пусть не целый, но живой. Может пора остановиться?
— Это совет? — скрипнул дребезжащим, ломким голосом Бес.
— Да, — Ки посмотрела в его единственный глаз прямо, не отводя взгляд. — Ты говоришь, что был плохим. Верю. Не осуждаю и верю. И что это дало тебе? К чему привело?
Бес отвернулся, будто пытаясь заслониться, спрятать от девушки глазницу без камеры.
— Ты хочешь повторить. Снова рискнуть. И мне кажется, это плохая затея. Очень плохая.
Ки взялась за твердый металл протеза двумя руками, чувствуя едва заметное тепло от работы аккумуляторов.
— Не надо становиться… хуже…
Она умолкла, осекшись. Бес поглядел на «японку» с молчаливым вопросом, и девушка ответила, так же безмолвно. Так они и сидели, может минуту, может десять, а может и все полчаса, в молчании, стремясь продлить момент единения, разделить немного участия и душевного тепла. И каждый думал о своем, но в то же время друг о друге.
— Я пойду, — сказал Бес. — Надо еще… тут…
— Приходи еще. Как-нибудь…
— Обязательно.
Он ушел, не прощаясь, а она проводила его, ничего не сказав в напутствие, потому что слова здесь были не нужны и даже вредны. На улице снова пошел снежок, переходящий в дождевую морось. Бес немного постоял, подняв лицо к темному небу, что казалось экраном для света и голограмм. Вода каплями стекала по коже, оставляла на губах горький железистый привкус, похожий на кровь. Со стороны могло бы показаться, что кибернетик плачет, кривясь от боли в сердце.
— Я плохой человек, — прошептал Бес. — И могу стать еще хуже. Намного хуже. Остался один шаг. Только один…
Он шагнул, направляясь к остановке трамвая. Впереди ждала еще одна забота, последняя в этот долгий и непростой день.
В квартире Оружейного Гнома ничего не изменилось, впрочем, как обычно. И три технологических мудреца тоже не изменились, разве что Бирюк снова переоделся сообразно погоде. Он был помешан на сбережении тепла, хронически не доверял органам чувств и одевался не просто так, а по сложному алгоритму, руководствуясь показаниями наручного прибора, который походил на часы, однако измерял температуру, влажность, давление и еще с десяток параметров.
— Прикиньте, Ми-40М выставили на торги, — заметил Гном, сгорбившись над лупой.
По левую руку чертежника всегда стоял, не выключаясь ни на минуту, небольшой телевизор, подключенный к сети «кругов». Селектор тщательно выбирал информацию, окружая хозяина белым шумом новостей. Как говорил сам инженер — «создавал иллюзию насыщенной социальной жизни». Гном не любил ни людей, ни одиночества, поэтому несколько близких товарищей, телевизор и сплетни Графомана полностью закрывали все потребности чертежника в обществе.
— Ага, противотанковый. С консервации, полный набор, вплоть до вооружения, — кивнул Бес. — Проныра вопил с утра, что уже вертолетами боевыми торгуем вразнос. Машину вывезли как антиквариат, коллекционный образец, никаких сертификатов пользователя. И все проглотили.
— Это не вертолет, — назидательно проговорил Гном, не оборачиваясь и не отрываясь от лупы с мощными фонариками подсветки. — Это винтокрыл. Второго поколения, когда наши перестали, наконец, маяться дурью с десантным отделением. Освободившееся пространство забили электроникой да снарядными коробами для пушки, стало хорошо. Как «Шайенн», только лучше.
— Не знал, — пожал плечами Бес. — А с виду просто большой вертолет.
— Кому-то поплохеет, — заметил Гном, по-прежнему не отрываясь от работы. — Машинка до сих пор страшная, главное электронику заменить, оригинал устарел. И добронировать хотя бы поликарбонатом.