— Во-вторых, за это повальное подростковое блядство всех нас еще ждут огромные неприятности… Но, главное, — продолжала я, игнорируя шутовские его, в комическом ужасе, вытаращенные глаза… — главное, у вас там один мальчик — рыженький, даже красноватый такой, финикиец… Откуда он взялся?
— Что сие значит, коллега! — улыбнулся Панчер. — Это Андрюша, постоянный участник наших лагерей… Чего вы так испугались? Он вас не съест…
— Но он даже по возрасту… почему он околачивается среди взрослых?
— Вы что-то путаете, коллега… Андрюше восемнадцать лет, и все документы у него в порядке…
Не слушая дальше, я помчалась к Петюне, который по идее должен был бы замещать отсутствующего Клаву… И нашла его в буфете, уже совсем размякшего, доброжелательного и мудрого…
— Гурвиц, слушайте внимательно, я предупреждаю вас: там, в этом бассейне, наш славный молодняк черт те что сейчас вытворяет! Но это — ладно, за их нравственность пусть отвечает Панчер и их родители, я о другом: среди молодежи есть мальчик, очень опасный, он маньяк, поджигатель… Он спалит сейчас всех нас окончательно, подчистую!!! И, главное, он маленький, то ли возрастом, то ли ростом, надо разобраться, — может ли он болтаться среди взрослых…
Петюня улыбнулся мне приятно, потер ладонями лицо, сказал:
— Насчет маленьких я вот что вам скажу: у меня в молодости был приятель, карлик… не то что карлик… но… недоросток такой… И врачи его послали на вытяжку… Знаете, это когда подвешивают за руки, и ты висишь, как вобла…
Я напряженно слушала, ежесекундно помня о том, что сейчас запылает все «Пантелеево»…
— Так вот, самого-то его не вытянули, но руки сделались длинные-длинные…
— Ну и что? — спросила я, близкая к обмороку.
— Да ничего, — ответил пьяный Петюня. — Это я просто так… вспомнил… к тому, что вы вот сейчас мне из… изложили…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…«Бежать отсюда!» — думала я, лихорадочно запихивая в сумку косметичку, колготки, футболку… — «К чертовой матери, и даже еще дальше… Господи, когда уже закончится весь этот бред!»
Зазвонил мобильник, и меня продрал вдоль позвоночника истеричный голос дочери. Вернее, это был даже не голос, а задыхающийся визг:
— Ма-а-а-мы-гори-и-им!!! Тут вертолеты летают!!! Я воду таскаю, ма, что выносить?! Что выноси-и-ить?!
— Себя!!! — похолодев, завопила я. — Бросай все, беги на улицу!!!
Что-то там стукнуло, — видимо, она бросила трубку, — и я, совершенно обезумевшая, помчалась вниз, в холл, где сидел важный и строгий Шая.
— Шая, дай машину, у меня пожар!!! — заорала я, заикаясь от ужаса.
— Не дам! — строптиво сказал Шая. — Ты же знаешь, машина дежурит здесь для экстремальных случаев. Если, в случае чего…
Я вылетела из холла и помчалась по аллее к воротам, потом опомнилась, остановилась, судорожно набрала номер Славы. В конце концов, пока я стану ловить попутку на шоссе, пока…
— Слава, миленький, спасайте!!!
— Ильинишна?! Господи, что за голос…
— Дома опять пожар, там Ева одна, связь нарушена!!!..
— Ой, только не войте, Ильинишна, вы ж крепкая баба…
— Умоляю, я в «Пантелеево», Шая машину не дает!!!
Слава колебался ровно секунду.
— Я, в общем, недалеко тут… Только не на «жигулях», а на казенном «форде»…
— Да хоть на самокате!!!
— …и у меня тут кое-что… ну, я с некоторым… грузом… Ничего? Не выдадите?!
— Я на шоссе!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .