Синдикат

Я скосила глаза на листок, который судорожно зарисовывал Яша Сокол. Это, как всегда, была серия кадров, комикс: в первом — крупным планом лишайная лысина Штока, его орущий рот с пузырем, в котором мелкими крошками насыпан был текст: «Родина ждет от вас десятки тысяч восходящих !» Во втором кадре действие опускалось под стол, где вкрадчивая женская рука вторгалась в пределы просторных штоковских брюк, неустанно инициируя восхождение… Этот кадр не был снабжен текстом.

…Тут нельзя не упомянуть, что тяжелая работа вдали от дома способствовала возникновению в личной жизни синдиков разнообразных сюжетов. У синдиков рушились семьи, рождались внебрачные дети, завязывались странные, не всегда традиционные знакомства. Яша, разумеется, запечатлевал в комиксах все эти былинные сказы под общим заголовком: «Наши монастырские новости».

Справа от Яши, так же, как я, скосив глаза на листок, сидел глава департамента Загрузки ментальности.

— Изя, — окликнул его Клавдий, — что у тебя такой вид, будто все твои корабли затонули?

И эта фраза, самая обычная для Клавы, произвела на Изю неожиданное действие. Он поспешно поднял глаза от скабрезных Яшиных картинок на противоположную стену, к карте Российской Федерации, и — замер.

Неизвестно, что служит толчком для творческой мысли. Особенно у такого человека, как Изя, — целиком погруженного в достижения прогресса в области мобильной связи… Но только вдруг мощно, — вот как корабль, спущенный со стапелей, — мысль нашего задумчивого коллеги, по самую ватерлинию груженая необходимой Родине ментальностью, двинулась рассекать тяжелые воды застылой стихии…

Видно было по озаренному оторопелому лицу, что в голову ему пришла идея Проекта.

О, это понятие имело, природу глубинную и темную, пожалуй, что — геологическую. Напасть на идею стоящего проекта было ничуть не проще, чем на нефтеносную жилу или газовое месторождение. Причем, как и в геологии, обнаружить месторождение было недостаточно, ибо его разработка требовала отдельных гигантских усилий и неимоверных затрат… Изобрести Проект мог далеко не каждый. И далеко не каждая идея имела право преобразиться в Проект. Идею надо уметь вскормить, взлелеять, взрастить до максимального объема денежных затрат. Ибо существуют фонды, в которые не стоит даже и соваться, если ваш Проект тянет меньше, чем на треть миллиона долларов… Вы будете высмеяны и даже унижены за крохоборство…

Изя, конечно, прекрасно все это сознавал. В отличие от нас, занесенных в Синдикат ветрами разной силы и направлений, он был все-таки кадровым сотрудником Центрального Синдиката, знал пути-дороги, ориентиры на местности и, как бедуин-проводник, давно разведал все, глубоко залегающие, родники отечественных и зарубежных фондов. Может быть, поэтому на случайную реплику Клавдия он глубоко задумался, слегка отвалив челюсть и как бы даже задремав…

…После речи воспаленного Штока Клавдий предоставил слово главе департамента Бдительности. Наш славный киллер, утепленный проводами и рациями, в конце своих устрашающих тирад обычно улыбался мягчайшей улыбкой тетушки Хлои, что сводило на нет все рисуемые им картины ужасов.

— Есть сведения, — сказал он, хмуро обведя взглядом сидящих за столом синдиков, — что в ближайшее время готовится террористическая акция против израильских представительств в Москве. — Это может быть взрыв, «бомба-машина» у ворот Синдиката, да и просто одиночные снайперы на соседних крышах. Я раздам сейчас бланки, которые все вы должны заполнять всякий раз, уезжая из города. Мы должны знать — где каждый из вас находится в данный момент, чтобы, в случае чего, в кратчайший срок переправить тело на Родину.

Обвел нас взглядом, и улыбнулся каждому.

Пиджак его харкнул, прочистил горло и зарычал неразборчиво: — «…хрн-рр-сех-в-рот!»

После переклички синдиков отпустили восвояси, а трое начальников — Клава и два иерусалимских босса, — удалились на совещание… Спустя минут сорок мы с Яшей, вечно обуреваемые идеями, собрались наведаться к Клаве — потолковать о планах и подписать какую-то очередную бумажонку, счет или акт, без которых Угроза Расстреловна Всех не перечисляла тех денег, что обязана была перечислить недели три назад. Для меня, не умеющей вычесть шестнадцать из сорока трех, все эти движения денежных масс представлялись столь же загадочными и неуправляемыми, как движение по небу облаков.

В предбаннике у начальства Рутка хлопотала над кофеваркой.

— Нет-нет! — остановила нас Рутка, могущественная и вздорная, как комнатная собачонка. — Ждите. У них совещание по важному вопросу.

Когда она внесла поднос с кофе в кабинет к начальству, в приоткрытую дверь мы увидели всех троих. Они курили, развалясь в креслах…

Иммануэль — поджарый, как римский легионер, с фигурой, наклонно устремленной к некоему броску… — хотелось увернуться от невидимого копья, которое, казалось, он всегда нес наперевес.

Гедалья Шток — развратный патриций, весь в розовой коросте.

И Клавдий — монах-пропойца, сподвижник Тиля Уленшпигеля.