Синдром

Сестра коснулась какой-то кнопки, и стол покатился в барабан, точно унося Дюрана в глотку какого-то гигантского хищника. Джефф старательно вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть – что же находится за пластмассовой решеткой шлема. До свода барабана оставалось около восьми дюймов, когда стол стал подниматься и остановился, лишь приблизившись к своду почти вплотную.

Джефф сделал глубокий вдох. «Ты в безопасном месте», – сказал он себе и что есть мочи надавил на кнопку тревоги. Сработала сигнализация, прибежала сестра, стол подался вниз и медленно выкатился назад.

Персонал шепотом посовещался, и пациента препроводили обратно в диагностический кабинет. Там некий молодчик с бритой головой и золотым кольцом в носу сделал ему укол, заверив, что инъекция поможет расслабиться. Препарат и впрямь подействовал, и остаток утра и большая часть дня пролетели если не как сон, то как кинохроника – черно-белая и немая.

Дюран не запомнил, сколько еще сделали тестов. Последним шло сканирование с радиоактивным изотопом. Ацтек Чарли, как называли сотрудники латиноамериканца с характерным лицом, в двух словах объяснил пациенту, в чем заключается процедура:

– Проще говоря, вас будут просвечивать вот этим. – Чарли взял с блестящего алюминиевого подноса шприц и поведал: – Здесь – радиоактивный изотоп, просвечивающий мозг, чтобы док смог посмотреть, что там происходит. – Ацтек постучал по шприцу ногтем и попросил Джеффри прилечь на покрытый бумагой стол.

Тот послушался и едва ощутил укол.

Два часа спустя Дюран вышел в небольшой конференц-зал клиники, где его ждали доктор Шоу и Эйдриен. К ряду освещенных контурным светом кодоскопов были прикреплены десятки снимков поперечных сечений его мозга. Нейропсихиатр переходил от одного изображения к другому, постукивая кончиком указки по маленькой яркой точке, залитой океаном серого цвета.

– Вот здесь, – сказал он. – И тут. И еще здесь, взгляните. На этом снимке тоже видно.

– Похоже на рисовое зернышко, – проговорила Эйдриен.

– Что это? – поинтересовался Джеффри.

Шоу на миг задумался и хмуро ответил:

– Не знаю. – Снова подумал и пожал плечами. – Могу сказать, чем это не является. Это не ткань. Значит, объект представляет собой «инородное тело». Так мы выражаемся, когда все возможные догадки уже исчерпали себя, а природа объекта по-прежнему неясна.

Врач нахмурился и замолчал. На потолке зажужжала одна из флуоресцентных ламп.

– Вы не припоминаете никаких травм головы? – с надеждой в голосе спросил Шоу. – Может, попадали в автомобильную аварию или авиакатастрофу? Вы служили в армии?

Дюран ухмыльнулся:

– У меня что-то с памятью в последнее время, док.

Шоу слабо улыбнулся:

– Очень смешно.

– Подождите-ка, – заговорила Эйдриен, глядя на Шоу. – То есть вы предполагаете, что…

– Возможной причиной нынешнего состояния мистера Дюрана является травма. – Психиатр вскинул руки, и его лицо исказилось в театральном замешательстве. – Скажем так… это рабочая гипотеза. – Врач указал на галерею снимков. – В истории психологии и нейробиологии имеется масса примеров того, как физическое повреждение отражается на работе мозга. На самом деле, ценная информация о памяти попадает в наше распоряжение именно от травмированных больных, людей, которые попадали в чудовищные аварии и их мозг оказывался изувечен. Согласитесь, что подобные эксперименты в условиях клиники провести невозможно. – Шоу ритмично постучал по столу, будто размышляя о чем-то своем.

– Скажите, а как по-вашему, это зернышко могло бы воздействовать на память Джеффри? – поинтересовалась Эйдриен.

Психиатр пожал плечами:

– Не исключено. Это одна из вероятных гипотез.

– Доктор, а вы не можете проверить? – подал голос Дюран.

– Для этого нам понадобилось бы сначала изучить объект. – Заметив, что Эйдриен сникла, Шоу попытался ободрить ее сочувственной улыбкой. – Память – вещь странная. Люди склонны полагать, что воспоминания хранятся в мозгу, как книги в библиотеке – стоят себе рядком, все аккуратненько, отдельными группками. Так вот, смею вас заверить, это заблуждение. Мы провели массу экспериментов, и знаете, что выяснилось? Наши воспоминания не носят локального характера – они распределены по мозгу, равномерно рассеяны. Приведу пример. Скажем, мы научили мышь проходить лабиринт, а потом повредили определенную зону ее мозга таким образом, что она с трудом способна передвигаться. И что вы думаете? Обездвиженное животное по-прежнему помнит, как пройти лабиринт от начала до конца. Что особенно интересно в вашем случае, – продолжил Шоу, обращаясь к пациенту, – это то, что мы не наблюдаем здесь обычных для потери памяти симптомов. Кратковременная память не повреждена, и ваш мозг, похоже, не лишился способности формировать долгосрочные воспоминания.

– Да, и у вас уже есть какие-нибудь соображения на этот счет? – спросил Дюран.

– Пока ничего определенного. Все, чем я располагаю на данный час, – вот этот инородный объект. – Шоу постучал по одному из снимков на световой панели.