Марш или Марриш, подумала Ребекка. Сейчас Джудит говорила, как двухлетний ребенок.
— Сколько тебе лет, Сара?
— Два.
— Ты знаешь свой день рождения?
— Май, четыле.
Ребекка усилила звук, пытаясь разобрать невнятный детский лепет.
— Где ты живешь, Сара?
— Кент — Корт.
— Тебе там хорошо?
— Мамочка все время плачет. Молли и я играем.
— Молли? Кто такая Молли, Сара?
— Моя сестричка. Я хочу к мамочке. Я хочу к сестричке.
Джудит разревелась.
Ребекка бросила взгляд на приборы:
— Пульс участился. Она снова тебе сопротивляется.
— Мы сейчас закончим, — сказал Патель.
Он коснулся руки Джудит:
— Джудит, сейчас ты проснешься. Ты будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей. И ты будешь помнить все, что мне рассказала.
Ребекка с облегчением вздохнула. Слава Богу, подумала она. Уж ей–то хорошо была известна жажда Пателя экспериментировать с литенкомом. Она протянула руку, чтобы выключить экран, и тут же застыла, увидев искаженное мукой лицо Джудит, которая в следующую секунду вдруг закричала:
— Остановитесь! Не делайте этого с ней!
Иглы датчиков словно сошли с ума, выписывая беспорядочные кривые.
— Фибрилляция сердца, — крикнула Ребекка.
Патель схватил Джудит за руки:
— Джудит, слушай меня. Ты должна мне повиноваться.
Но Джудит была далеко. Она стояла на помосте, рядом с плахой, у стен лондонского Тауэра. Был десятый день декабря 1660 года…
С ужасом она увидела, как от ворот Тауэра сквозь свистящую и улюлюкающую толпу ведут женщину в темно–зеленом платье и такого же цвета накидке. На первый взгляд женщине было далеко за сорок. В ее темно–каштановых волосах проблескивали серебряные нити. Она шла с гордо поднятой головой, не обращая никакого внимания ни на толпу, ни на окружавших ее стражников. На ее красивом, словно вылепленном рукой скульптора лице застыла маска гнева и ненависти. Веревки, которыми были связаны ее руки, напоминали собой тонкую проволоку и сильно врезались в запястья. В утреннем свете был ясно виден ярко–красный серповидный шрам на правой руке у основания большого пальца.
Джудит была не в силах оторвать своего взгляда от женщины. Внезапно толпа расступилась, пропуская вперед солдат, которые строем прошли к видневшемуся рядом с плахой занавесу. В следующее мгновение их ряды раздались и показался стройный молодой человек в шляпе с пером, темных бриджах и расшитом золотом камзоле. Карл II поднял руку, и толпа дико взревела.
Словно в каком–то кошмаре Джудит увидела, как женщина, которую вели на плаху, остановилась перед колом с торчащей на нем человеческой головой.
— А ну, пошевеливайся, — приказал солдат, толкая ее вперед.
— Вы отказываете мне в прощании с супругом? — Голос женщины был полон ледяного презрения.
Солдаты подвели ее к месту, где сидел король. Вельможа, стоящий рядом с ним, развернул свиток и громко зачитал:
— Леди Маргарет Кэрью, Его Величество считает, что лишить вас жизни путем повешения, изъятия внутренностей и четвертования было бы слишком грубо.
Люди, стоящие ближе всех к королю, заулюлюкали, и кто–то из них крикнул:
— У нее что, не такие кишки, как у моей бабы?
Женщина не обратила на крик никакого внимания.