Синдром Дездемоны

Ребенок, что-то почувствовав во сне, беспокойно зачмокал губами. И в эту секунду Тихон заметил соску, краешек которой выглядывал из-под оборки розового атласного одеяла. Соска была белая, с большой пластмассовой основой в виде сердечка, расписанного нелепыми медвежатами голубого цвета.

– Это мой ребенок, – хрипло и удивленно сказал он, продолжая разглядывать соску и только краем глаза замечая, как в ручку коляски вцепились тонкие, побелевшие от холода девичьи пальцы. – Это мой ребенок!

И посмотрел на нее – взглядом, в котором смешались тысячи оттенков человеческих чувств, но в котором все же преобладали растерянность и ярость.

– Не говорите глупостей, – торопливо забормотала она, пытаясь отобрать у него коляску. Напрасно пыталась, Тихон и под пытками бы теперь не выпустил ее ни за что в жизни. – И отпустите… Да отпустите же! Я сейчас милицию позову!

– Зовите, – настырно ответил он, в глубине души все еще не веря в происходящее. – Это мой ребенок. Откуда он у вас?

– Прекратите!.. Вы… вы сумасшедший! Отдайте мне… отдайте сейчас же…

Злые, потемневшие зеленые глаза смотрели на него с такой испепеляющей ненавистью, что Тихон на долю секунды успел усомниться в своих предположениях. Откуда-то из глубины сознания донесся до него голос рассудка: таких колясок в Москве тысячи. Таких сосок в Москве десятки тысяч. Все младенцы похожи как две капли воды…

Некоторое время они смотрели друг на друга, молча и пристально, словно ожидая, кто первым не выдержит и отведет взгляд, кто окажется сильнее, а кто – слабее.

– Вы украли моего ребенка, – проговорил он отчетливо, продолжая смотреть ей в глаза.

И она сдалась.

Быстро-быстро захлопала ресницами, свела на переносице тонкие рыжеватые брови, сглотнула тяжелый ком, застрявший в горле, и опустила глаза. И в эту секунду, поняв, что предположения его подтвердились, несмотря на всю их вопиющую нелепость и дикость, несмотря на огромное количество одинаковых колясок, сосок и детей, несмотря на все доводы рассудка… В эту секунду Тихон вдруг ужасно захотел ее ударить.

Он не раздумывал над своим желанием, не мог ему сопротивляться – размахнулся и ударил ее наотмашь, чувствуя, что бьет слишком сильно, понимая, что перед ним женщина…

Женщина, которая украла его ребенка!

Не человек – просто алчное и бездушное существо, дьявол, принявший лишь облик человека.

От удара она вскрикнула и отлетела в сторону. Попыталась удержаться на ногах, порывисто вскинула руки, махнула ими, как беспомощная глупая курица, и шлепнулась прямо в лужу. Вскочила сразу же – мокрая, грязная, злая, лицо в серых каплях, беретка съехала на затылок – и кинулась на него с кулаками. По лицу ее быстро-быстро потекли вниз тонкие струйки то ли слез, то ли воды из лужи.

– Ах ты, сволочь! – кричала она, молотя крепко сжатыми кулаками его плечи и грудь. – Изверг, садист ненормальный! Тебя убить… убить мало! Слышишь ты, гадина?!

– Слышу, – ответил он тихо, дал ей возможность обрушить на него еще несколько ударов, которых он и не чувствовал совсем, а потом сказал: – Ну все, хватит.

Одной рукой он скрутил ей руки, не обращая внимания на тонкий и пронзительный вскрик боли. Огляделся по сторонам – на его счастье, людей вокруг не было, только чета пенсионеров наблюдала за ними издалека, не решаясь, видимо, подойти ближе.

«Еще милицию позовут, – подумал Тихон. – Надо быстрее».

Милиция была ему ни к чему.

Он хотел сам разобраться с этой маленькой рыжей сучкой. Она была его собственной, личной добычей, которую он заслужил и которой не собирался ни с кем делиться.

– Пусти! – взвизгнула она, резко наклонила подбородок и укусила его за запястье. Следы от ее зубов отпечатались на коже темными точками, и через секунду очертания их размыла выступившая кровь.

Боли он даже не почувствовал.

Одной рукой подхватив коляску, другой рукой Тихон тащил за собой отчаянно сопротивляющуюся и кричащую от боли и ярости девушку.

– Заткнись, – прошипел он сквозь сомкнутые губы. – Заткнись, иначе убью.

До машины оставалось всего лишь несколько метров, когда она каким-то хитрым образом вывернулась, выскользнула у него из рук и стрелой помчалась в противоположном направлении. Тихон, оставив на секунду коляску, догнал ее в два прыжка, снова вывернул руки, заломил их за спину, почувствовав хруст в запястьях, и пинками загнал на заднее сиденье джипа. Ярость клокотала внутри, разливалась по всему телу обжигающей вулканической лавой. Он был готов убить ее. Переломать в крошку и руки, и ноги, превратить в месиво из костей и крови лицо, которое с первого взгляда показалось ему симпатичным. Он даже и не подозревал о том, что способен на такое. Но теперь знал точно – да, способен.

Почувствовав, видимо, всю серьезность его намерений, ощутив всю степень безвыходности ситуации, она почти сразу примолкла на заднем сиденье его машины, забилась в угол, испуганно прижав к себе согнутые в коленях ноги, закрыла лицо ладонями.