Синдром Джека-потрошителя

Нет, не вышло, не в этот раз. Письмо служило лучшим доказательством того, что убийца ускорился, он начал срываться. Болезнь Михаила Жакова проявила себя, ярость приходила все чаще, побеждая здравый смысл. Он не собирался щадить Полину. Зачем? Если он сделал всю свою охоту крестовым походом против «падших женщин», Полина была его главным трофеем. Не важно, обслуживала она сама клиентов или нет, для него было принципиально лишь то, что она одобряла это перед аудиторией в сотни тысяч пользователей.

Жаков вряд ли понимал, что перед ним всего лишь двадцатисемилетняя девчонка – глупая, но не виновная ни в одном серьезном преступлении, не слишком развращенная, просто одна из многих. У него была своя система ценностей – и справедливости. Он начал приводить приговор в исполнение на проститутках, потом вышел на новый уровень. Сейчас, когда его поймали, он не выглядел ни удивленным, ни разозленным. Он получил, что хотел, теперь о нем будут говорить, о его миссии – тоже. А пожизненное заключение, маячившее перед ним, было просто сменой обстоятельств.

Но на него Леону было плевать, он даже не чувствовал ненависти к этому существу. Перед глазами у него стояло худенькое тело Полины в луже крови, и он не знал, когда этот образ исчезнет. Душу сжигала мучительная горечь: он проиграл, не смог, подвел ее, ничего не пообещав…

Он не знал, как с этим справиться. От него уже ничего не зависело: Жакова ожидал допрос, а его звериную нору – работа десятков экспертов. Среди них даже Димы не было, он не смог приехать, а может, не захотел, уже предчувствуя, чем все это обернется. Оставалось несколько часов до того, как будут известны хоть какие-то результаты.

Эти несколько часов ему нужно было как-то пережить. Леону полагалось ехать домой, где его ждала жена, присмиревшая после их последней ссоры. Но он чувствовал, что там он сорвется, Лидия не сможет отвлечь его, она даже молчать не сможет. Ему нужно было нечто такое, что сдержало бы его, не позволило натворить глупостей.

Он набрал номер, который давно уже запомнил наизусть, потому что его запрещено было сохранять в телефоне – Анна такое даже проверяла иногда.

– Что случилось? – спросила она.

– Полина мертва. Его взяли. Можно я приеду?

– Приезжай.

В глубине души он опасался, что Анна снова начнет спорить с ним, доказывать, что это не Жаков, что тут целый заговор. Леону это не помогло бы, только хуже сделало.

Анна, кажется, догадалась об этом. Когда он приехал, она улыбнулась и не сказала ни слова. Она дала ему то одиночество, которое было нужно Леону, но обезболенное ее присутствием. Она тренировалась в зале с лентами так, будто ее день шел по обычному графику и ничего особенного не случилось. Леон сидел на полу, прислонившись к стене, и наблюдал за ней.

Они не разговаривали до его отъезда.

* * *

Дмитрий Аграновский действительно не мог поехать туда, к этому проклятому дому, просто не нашел в себе сил. У него кружилась голова, сильно, до черных пятен перед глазами. Какая тут работа на месте преступления? Впрочем, в глубине души он подозревал, что это всего лишь психосоматика. Его тело реагировало на отчаянное желание отгородиться от всего происходящего, дать себе уважительную причину не лезть в грязь и остаться чистым.

Он так долго посвящал все свои силы тому, чтобы защитить Леона от прошлого, что порой забывал: ему тоже нужна защита. Потому что прошлое у них одно на двоих.

Впервые за долгое время он отпустил брата – пусть делает что хочет и сам справляется с этим. Дмитрий закрылся в своем кабинете, он работал с бумагами, потому что они, монотонные, безразлично пожиравшие время, успокаивали его. Он никого не звал и не ожидал, поэтому стук в дверь застал его врасплох. Его удивление лишь возросло, когда в его кабинет заглянула Лидия.

Жена его брата была красива – он всегда это знал и не уставал отмечать. Но сегодня она превзошла сама себя: костюм нежно-кремового цвета смотрелся элегантно, однако пиджак, надетый на голое тело, придавал ее образу почти вызывающую соблазнительность. Дмитрий давно уже не видел ее такой… да пожалуй, никогда не видел! Он понимал, что ему нельзя вот так засматриваться на жену младшего брата, однако он ничего не мог с собой поделать. Чтобы унять разбушевавшуюся совесть, он напомнил себе, что это всего лишь мысли, никто о них не узнает.

– Лида? Что ты здесь делаешь?

– К тебе пришла.

– Где Леон?

– Понятия не имею, я не видела его с самого утра.

У Дмитрия не было ни сил, ни желания говорить о брате. Последние несколько дней вымотали его, он плохо спал, у него кружилась голова, его нервы, обычно крепкие и никогда не подводившие его, были напряжены до предела.

Он устал заботиться о Леоне – особенно в ситуациях, когда его братец создавал проблемы на ровном месте. У него шикарная жена, одна на миллион, а Леон умудряется пренебрегать ею. Ну не дурак ли? И это вряд ли лечится.

– Лида, сейчас не очень удачный момент, чтобы обсуждать его, – вздохнул Дмитрий. – И у меня, и у него тяжелый период. Но если тебя это утешит, расследование завершилось, скоро все будет так, как раньше.