Синдром космопроходца (СИ)

Здесь явно творилась какая-то дрянь. Следовало уйти поскорее, уже в спокойной обстановке обдумать случившееся, сделать записи (а то вдруг с ним произойдет нечто нехорошее, нужно же направить тех, кто прилетит искать причины его безвременной кончины, в правильном направлении), разработать систему изучения странных явлений, здесь творящихся, но все космопроходцы любопытны. Инстинкт самосохранения пасует перед желанием докопаться до очередного чуда и заставляет переть в неизведанные системы, влезая в каждую дыру и надеяться при этом выжить. Даже нелюбовь к стационарам пасует перед исследовательским азартом. Первыми на новые планеты спускаются именно космопроходцы: делают замеры, проверяют на наличие агрессивных форм жизни... И пробуют на вкус все, что прямо не запрещает бортовой врач и здравый смысл. Теорию о том, что фауна и флора чужих миров априори яд для инопланетян оказалась сущим бредом писателей-фантастов доколониальной космической эпохи.

Рокотов присел на корточки возле куста, провел рукой по темно-зеленым листочкам. На ладони остался алый, словно кровь, сок. Видимо, именно он тек по красным прожилкам. Пахло солью и медью, но Рокотов не решился пробовать его на вкус: все же немного разумности в нем оставалось, а свалиться без сознания, совершенно беспомощным где-то посреди леса — не то приключение, к которому он стремился.

-- Живи, – прошептал он.

На плече сжались сильные прохладные пальцы, сердце пропустило удар. Тело сработало само: вырвалось, резко ушло в сторону, крутанулось, тотчас переместило центр тяжести с опорной ноги, рука схватила… пустоту. Никого ни рядом, ни в обозримой местности не обнаружилось. Что, однако, пока ни о чем конкретном не говорило. На Вердене обитали существа, в зрительном человеком диапазоне невидимые. Может, и здесь кто-нибудь подобный существовал.

Рокотов пробежался пальцами по поясу, набирая код на невидимых клавишах и попутно хваля себя за предусмотрительность: к высадке на Новый Йоркшир он готовился, словно к спуску на неизведанную планету, набрав с собой множество приборов-анализаторов, распознавателей, записывающей его физические показатели и фиксирующей возможные аномалии вокруг аппаратуры. Электроника реагировала на отпечатки пальцев и тепло, встраивалась в поясной ремень и наручи, мало весила и для незнакомых с ней стационов была совершенно неприметной.

На правом боку замельтешили разноцветные огоньки. Рокотов вытащил из внутреннего кармана темные очки и надел, вставил в уши наушники. Через полминуты он снял их, убрал обратно и деактивировал пояс. В инфракрасном диапазоне никто не высветился, а искусственный интеллект, проведя быстрый газовый анализ, не отыскал в атмосфере ничего, способного привести к галлюцинациям, магнитных аномалий поблизости также не фиксировалось, и это было плохо. Очень. Если космопроходец чувствовал то, чего не мог, значит, либо неисправны анализаторы, либо в воздухе присутствуют микрочастицы и газ, не внесенный в базы данных, либо исследователь свихнулся. Или, наконец, произошел пресловутый контакт. В последнее давно всерьез никто не верил и только самые отпетые романтики продолжали втайне надеяться отыскать во вселенной братьев по разуму.

«Угу… как же, – ворчал Ник всякий раз, когда к нему прибегал кто-то переполненный энтузиазмом и с горящими глазами. – Ты им про контакт, а они тебе – про синдром. Вот и поговорите», – но неизменно шел проверять и однозначно отыскивал причину очередного заблуждения. В последний раз они наткнулись на радиосигнал, заблудившийся в космическом пространстве: шла какая-то новостная программа о событиях такой древности, о которых уже никто и не помнил. Только Ник чего-то слышал о каком-то карибском кризисе, но подробностей не знал.

Откуда-то с вершины ближнего дерева упала ветка. Рокотов вздрогнул.

– Кар… – пронеслось над головой.

– Зараза, напугал!

Послышалось хлопанье крыльев, и прямо на траву в шаге от дороги приземлился крупный ворон – абориген, хоть и раза в два-три крупнее, с вызывающим невольное уважение загнутым клювом, напоминал именно эту птицу, здесь местные не просто притянули за уши земное название. Черное оперение отсвечивало в солнечном свете различными оттенками от фиолетового до индиго. Белыми дырами казались глубокие колодцы глаз. Ведь светятся именно черные, в центрах белых же сияет беспросветная тьма. Белые дыры крайне редки. За всю жизнь Рокотов видел такую лишь единожды, и именно она смотрела из глаз птицы в самую душу.

– Пошел вон, – сказал ему Рокотов, усилием воли отогнав неуместный душевный трепет, возникающий при одном лишь взгляде на ворона. Птица в вышину достигала середины бедра, обладала острыми когтями и выдающимся клювом, но опасений отчего-то не внушала, а вот странное сосущее под ложечкой чувство – да. – Мне сейчас только тебя не хватает. Лучше бы Батли позвал.

Ворон склонил набок голову и – Рокотов глазам своим не поверил – усмехнулся, издав звук, очень похожий на человеческое хмыканье.

– Лети уже.