Синдром Настасьи Филипповны

— Спасибо, но я предпочитаю учиться на общем отделении и самостоятельно решать, что мне в жизни делать.

— Вы не понимаете, — второй Иваныч-Петрович наклонился к ней через стол и заглянул в глаза. — Вы что ж думаете, вас «за так» сюда взяли? Это учебное заведение для иностранцев, а вас взяли. Соображаете?

— Мне никто ничего не говорил.

— А вы подумайте, — настойчиво повторил Иваныч-Петрович. — Родителей у вас нет, Родина вас вскормила, вспоила, образование дала, вы обязаны ей послужить.

— Никому я ничем не обязана, — разозлилась Элла. — Родина меня вскормила так, что мне до сих пор кошмары снятся. Я в детдоме чуть с голоду не умерла.

— Страна переживает временные трудности…

— …последние шестьдесят лет, — закончила за него Элла.

В этот год как раз намечалось празднование шестидесятой годовщины Великой Октябрьской, и вся страна уже стояла на ушах по случаю очередного юбилея.

— Откуда у вас такие нездоровые настроения? — осведомился второй Иваныч-Петрович.

— Да все оттуда, из детдома, — ответила Элла. — Между прочим, вы в моем детдоме не продержались бы и часа. Там не любят стукачей.

Агенты переглянулись.

— С таким отношением, — негодующе изрек Иваныч-Петрович первый, — вы можете запросто вылететь из института.

— На каком основании? — спросила Элла. — Я учусь на «отлично», дисциплину не нарушаю.

Ей пришло на ум «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус», но она решила вслух этого не говорить.

— А вы не иностранка! Вам не место в данном учебном заведении! — злорадно выложил свой главный козырь один из Иванычей-Петровичей.

— Как же это мне здесь не место, — удивилась Элла, — когда вы даже предлагаете мне перейти на спецотделение?

Она уже кое-что слышала о спецотделении. Там учились студенты из ближневосточных и некоторых других стран по особой военизированной программе.

— Это совсем другое дело, — буркнул Иваныч-Петрович. — На спецотделении вы могли бы Родине пользу принести.

— Я и здесь могу пользу принести, — отрезала Элла. — А вам я не подхожу. — Ее осенила новая мысль. — Мое отчество вас не смущает?

— Мы наводили справки, — помрачнел агент. — Паспорт вам выдали по личному заявлению. Отца своего вы не знаете. Кто вас надоумил взять такое отчество?

— Никто, — пожала плечами Элла, — я в книжке прочитала.

— В какой книжке? — дружно напряглись оба Иваныча-Петровича.

— Про Пушкина. Его прадед с материнской стороны был Ганнибал. Абрам Петрович. Вот я и подумала…

Они повели себя в точности, как начальник паспортного стола Нечипоренко М. Н.

— Что ж, по-вашему, Пушкин был еврей? — ахнул один из агентов.

— Очень может быть, — невозмутимо подтвердила Элла. — Главное, по материнской линии. В Израиле считается: главное, чтобы мать была еврейка, а кто отец — неважно.

— А у Пушкина мать была еврейка? — упавшим голосом спросил тот же агент.

— Надежда Осиповна? Весьма вероятно. Понимаете, ее дед, Абрам Петрович Ганнибал, был родом из Эфиопии, — принялась объяснять Элла вербовщикам, для которых все, что она им сообщала, являлось новостью. — Там есть семитское племя — талаши. Недавно их с большим скандалом вывозили в Израиль. Нам на политзанятиях рассказывали. Вот я и подумала: может, прадед Пушкина тоже из них? Говорят, многие талаши похожи на Пушкина.

— Все это к делу не относится, — негодующе вмешался второй Иваныч-Петрович. — И вообще все это ваши домыслы. Вы не знаете, кто ваши родители.

— Но ведь и вы этого не знаете, — лукаво улыбнулась Элла. — Вы не можете знать наверняка. Я знаю только одно: я появилась на свет, потому что был фестиваль и потому что не было резины. Это мне в детдоме объяснили. Но для вас я — кадр ненадежный. У вас нет стопроцентной уверенности. Нет и быть не может.

Мужчины обменялись тоскливыми взглядами. Ценный кадр ускользал. Великолепная внешность, недюжинный интеллект, склонность к языкам и поразительная живучесть. Да еще и спортивные достижения. В Комитете госбезопасности чрезвычайно высоко ценились спортивные достижения, а Элла была щедро наделена талантами своей расы, гениально проявившей себя в музыке и спорте.

— Давайте посмотрим на дело с другой стороны, — заговорил один из вербовщиков сдобным голоском. — Вы сами не понимаете, от чего отказываетесь. Профсоюза у нас нет, зато столько льгот, столько возможностей карьерного роста! Вас могут послать на работу за границу! — В его голосе слышался прямо-таки трепет. — Разве вы не хотите поработать за границей?

Элла смерила его взглядом. Ему, как, впрочем, и его товарищу, работа за границей не светила. Самое большее, на что они могли рассчитывать, это военная пенсия, вечный статус носителей государственной тайны, то есть невыездных, ну, может, продуктовый паек к празднику и путевка в санаторий.

— Нет, не хочу, — сказала Элла.

Они опешили. Такой ответ не входил в сценарий. Элле этот сценарий уже начал сильно надоедать.

— Вы читали речь Брежнева на XXV съезде КПСС? — спросила она строго.

На сей раз Иванычи-Петровичи переглянулись с тревогой, напоминавшей скорее панику. А что они могли сказать? «Нет, не читали»?

— Разумеется, — с достоинством процедил один из них.