А вот им вряд ли приятно видеть то, во что превратится в не таком уж далеком будущем и их бренная плоть. Тем не менее они как бы не замечают разницы в своем и нашем облике, не отпускают шуточек в наш адрес, не ехидничают и не бросают косых пренебрежительных взглядов. Такая лояльность делает им честь.
Наверно, если бы не мой приятель Н., я бы не отважился. Случайная встреча у входа в парк, и вот я здесь.
Н. шел быстро, лицо целеустремленное, словно спешил к назначенному времени и его ждало что-то важное. Я едва поспевал за ним. Но вот он уже бросил рюкзачок под куст отцветшей сирени, достал потрепанную подстилку и стал быстро раздеваться. Через пару минут он стоял рядом со мной абсолютно в чем мать родила, а затем, словно забыв про меня, молча двинулся к реке.
Там, на берегу, совсем близко к воде, уже сидели или лежали рядком на желто-сером песочке несколько человек, мужчины и женщины, все нагишом, кто-то общался, кто-то читал книгу, кто-то просто смотрел на бегущую, поблескивающую на солнце, с барашками пены воду.
В одежде, пусть и по-летнему легкой, я был тут белой вороной. Чужак. Можно сказать, соглядатай.
Да, такое вот неожиданное чувство: в полном облачении рядом с ними я никак не вписываюсь в окружающий ландшафт, не сочетаюсь ни с этими соснами, ни с песочком на пляже, ни с блестящей поверхностью быстро струящейся реки… Я выкидыш, а они, эти нагие люди, привольно расположившиеся на берегу и ничуть не стесняющиеся своих не слишком, честно говоря, привлекательных телес, пусть даже и с приятной шоколадной (у всех по-разному) смуглостью, здесь свои. И приятель тоже – худой, костлявый, густо поросший седеющим волосом и коричневыми пигментными пятнышками.
Странное, неуютное ощущение, от которого хотелось поскорей избавиться: либо срочно удалиться, либо… присоединиться к честной компании, такой самодостаточной в своей полной раздетости.
Надо признаться, столбняк столбняком, но мои глаза не ослепли, а взгляд непроизвольно притягивался к женским особям. Магнетизм их тел всегда не давал мне покоя, в нем крылась какая-то загадка. Казалось бы, ну что особенного? Разного рода округлости, где больше, где меньше, покатость плеч и бедер, выпуклость грудей и ягодиц, стройность ног, а главное, грациозность движений, чарующая пластичность. Ну и лица.
Конечно, это касалось отнюдь не всех, и тем не менее. Чудилось: еще немного, еще чуть-чуть – и тайна приоткроется. Сколько раз мой пристальный до неприличия взор вызывал в объектах легкое замешательство: мол, чего тебе? А как проконтролировать себя, если уже произошло, если примагнитился так, что не оторваться, тем более вроде и разгадка совсем близка, вот-вот!..
Потом все исчезало, и только легкая опустошенность, словно поманили и бросили, или, наоборот, наполненность, словно что-то от близкой тайны перелилось в тебя, вибрирует в душе, в теле и даже вроде какая-то сладостная надежда на что-то прекрасное и радостное.
Здесь же тела женщин (вот одна поднялась с пляжной подстилки и неторопливо направилась к реке) были вызывающе открыты воздуху и солнцу, ну и… моему нескромному взгляду, который как бы и не моим был, а чем-то больше, такой же частью природы, как солнце и воздух. Но он был и моим, потому что я видел все или почти все, что можно и что нельзя (а почему, собственно?), – и это вызывало некоторое смятение.
До Венеры Милосской шествующая особа явно недотягивала, к тому же не первой молодости. Но тем не менее это была
Похоже, мой столбняк слишком затянулся, что становилось совсем уж неприлично. На меня в недоумении стали поглядывать, пора было менять дислокацию.
Я вспоминаю другое время и другой пляж. Море, предсвадебное путешествие, хотя свадьба потом так и не состоялась. Влюбленный по уши, я не видел никого, кроме нее, а в море мы чувствовали себя особенно привольно и раскрепощенно. Мы словно растворялись в нем, наши тела ничего не весили, а вокруг сновали маленькие серебристые рыбки.
Однажды ночью вдруг возникла идея искупаться нагишом – тела фосфоресцировали, каждый плыл в окружающем его светящемся облаке, а когда обнимались, два облака сливались в одно большое.
Чуть позже неподалеку был обнаружен нудистский пляж, и подруга захотела позагорать там. Почему бы и нет? Народу немного, все в некотором отдалении друг от друга, вполне естественно и невинно.
Сам я, правда, раздеться полностью так и не решился, предпочитая не загорать, а плавать, в то время как она возлежала на горячем желтом песке подобно только что рожденной из пены волн Афродите.
Я видел издали, приподняв голову над водой, как она встает и гордо, ничуть не смущаясь, идет обнаженная, крепкогрудая, чуть покачивая бедрами, к морю. И, боже мой, как же колотилось сердце, хотя я уже изучил это тело как свое собственное.