Синдром неизвестности. Рассказы

Вот и после смерти жены он никак не мог прийти в себя: другие женщины для него, можно сказать, не существовали. Любил он ее, конечно, по-своему, но все-таки, наверно, любил – так это вроде называется. Жизнь в одиночестве если и угнетала его, то не настолько, чтобы снова с кем-то всерьез сойтись. То есть у него бывали контакты, как он сам это называл, но мимолетно. И всякий раз он испытывал чувство вины перед покойной женой.

Понятно, собака не человек, но с Клёпой это утверждение становилось не таким уж безусловным. Только все это не имело особого значения: собака чужая и не надо тут ничего придумывать. Яша ни на что и не рассчитывал, хотя, конечно, расставание с Клёпой не было бы для него таким уж легким. Все когда-то кончается, и жизнь, увы, тоже. Причем не обязательно естественным образом.

Он достаточно навидался в горячих точках, где это часто случалось, люди гибли, причем нередко после тяжелых ран и мучений. Ему и самому пришлось побывать в госпитале с довольно тяжелой контузией, а там он лежал рядом с тяжелоранеными и лучше бы об этом не вспоминать.

Вообще не вспоминать. После демобилизации его признали инвалидом, и жизнь как бы переломилась. Прошлое затянулось туманом, он предпочитал туда по возможности не оборачиваться. Ни к чему. Жив, и ладно, можно считать повезло, руки-ноги целы, физически он по-прежнему силен и крепок. С головой бывают проблемы, но не критично. Могло быть хуже.

Что говорить, приятно сидеть на крылечке и смотреть на лежащую перед домом Клёпу, встречаться с ней глазами. А та словно чувствует его взгляд, мгновенно реагирует на него, – вскидывает голову или просто вопросительно косится, как бы спрашивая, не требуется ли от нее что-нибудь, не собирается ли он на прогулку и вообще какие у Яши намерения.

Скучала ли она по хозяевам, сказать трудно, наверно, скучала, потому что иногда грустно вздыхала и подолгу глядела в сторону соседнего участка. Вероятно, думал Яша, она сейчас в режиме ожидания, а как животные понимают время – неведомо. И человек-то еще не решил эту загадку: почему оно иногда тянется нестерпимо долго, а иногда бешено несется.

Погода стоит хорошая, но все равно лето заканчивается, впереди времена года уже не такие комфортные, особенно здесь, в дачном поселке. Зимой все занесет снегом, придется лазить по сугробам, тишина кромешная, потому что никто здесь зимой, кроме Яши, не живет. Он-то как сторож привык, вокруг своего дома периодически разгребает, а вот обходить поселок трудновато, снег глубокий, забивается в валенки. Его это, впрочем, не сильно напрягает, потому что жизнь – мирная, спокойная, а он видел всякое, нередко всплывающее в ночных кошмарах. Тогда он вздрагивает, вскидывается в холодном поту, сердце лихорадочно бьется… А главное – непонятно, почему и зачем это все было. Раздрай в душе. Хотя вопросами он, как и прежде, старается не задаваться. От них только хуже.

Конечно, одному нередко тоскливо, тогда он идет в соседнюю деревню, где у него есть знакомые, ему там тоже подкидывают работенку – помочь по хозяйству, опять же разгрести снег, что-нибудь по строительству или ремонту, платят немного, ну и ладно, пенсии по инвалидности с ветеранской надбавкой хватает. Могут угостить обедом, рюмочкой. Он, правда, старается воздерживаться – быстро сносит крышу и потом запросто можно замерзнуть по дороге. К тому же тянет продолжить, остановиться трудно.

Ладно, до зимы еще далеко, а ранней осенью здесь красиво, листья золотые, бордовые, всякие, он топит печку, так что в доме тепло. Позже поселок пустеет, а к зиме почти совсем никого. Сумрачно и уныло. Чужие сюда лезть не рискуют – знают, что поселок охраняется, знают, наверно, и кто охраняет, вряд ли с ветераном рискнут связываться. У него и припугнуть есть чем – охотничье ружье висит в прихожей, даже и патроны к нему есть. Но это так, на всякий случай. Иногда, правда, Яша не прочь пострелять по консервным банкам, проверить, не утратил ли навыка. Сбивает легко – значит, не утратил.

А вот при Клёпе он бы этого делать не стал, зачем пугать? Впрочем, он и сам не выносит всяких фейерверков, петард, которыми некоторые даже очень увлекаются. От всей этой безбашенной канонады и трескотни он свирепеет, вздрагивает при каждом хлопке, тяжело дышит, глаза наливаются кровью. Ему хочется схватить со стены охотничье ружье и пойти разобраться.

Нет, ну правда, что за дела? Что за странная дурь, которая и к пожарам может привести, и людей поранить, причем именно тех, кто этим балуется? Так что он хорошо понимает Клёпу, которую в такие минуты начинает колотить дрожь.

У Яши случаются приступы настоящей ярости, когда сносит крышу без всякой выпивки и не сознаешь самого себя. В такие минуты лучше держаться от него подальше, лицо становится неузнаваемым, почти безумным: зубы оскалены, как у дикого зверя, глаза навыкате, голова трясется… До госпиталя таким он себя не помнил.