Питт, который идет рядом с матерью, находит меня взглядом — уставшим, несколько смущенным взглядом.
— Лимма Лессон, я полагаю, — его мать останавливается напротив меня, — я уладила твою проблему, — в голосе никаких эмоций, кроме легкого пренебрежения, — надеюсь, ты доберешься до дома самостоятельно?
— Мама, я… — вклинивается Питт, но та не слушает.
— Может, позвонить твоей матери? — спрашивает у меня, а сыну бросает: — Ты не сядешь за руль! Я тебе не позволю, ясно, Питт? — затем снова ко мне: — Так что? Мне позвонить?
— Моя мама прикована к инвалидному креслу, бабушка не умеет водить, а отца у меня нет.
— Весьма сожалею. Кто тебя может забрать?
— Боюсь, никто, я вызову такси…
Ее глаза неприязненно сощуриваются.
— Нет, так не пойдет. У тебя разве нет друзей?
— Я бы не хотела…
— Ты ведь учишься вместе с моим сыном? — перебивает женщина.
— Я стажер у доктора Баргера.
— Отлично. Я его знаю. Сейчас позвоню ему, и он приедет.
У меня внутри все захолодело. Я, пожалуй, перестала дышать и побледнела так, что Питт проговорил раздраженно:
— Мама, мы можем ее довезти.
Его мать, медленно перевела взгляд на сына и молча достала телефон, явно демонстрируя и ему и мне, что этого никогда не будет. Она приложила телефон к уху, а я взглянула на часы, с ужасом отмечая, что уже за полночь.
— Доктор Баргер, простите, что побеспокоила вас так поздно, — елейно произнесла женщина в трубку, — ах, вы еще не спите. Отлично… Нет, все в порядке. Дело касается, одной вашей стажерки. Ее зовут Лимма Лессон. О, вы знаете, о ком идет речь. Замечательно. Так вот, она попала в участок и ее никто не может отвезти домой. Мне бы не хотелось сажать девушку на такси. Я хочу быть уверена, что она доберется до дома. Так вы приедете? Это просто восхитительно. Всего вам доброго, доктор Баргер. И еще кое-что… — она вдруг развернулась и пошла по коридору прочь, — мой муж обязательно продолжит финансирование ваших экспериментов, но мне бы хотелось, чтобы в вашей лаборатории трудились ответственные специалисты. Вы понимаете, о чем я? Вот и хорошо. А теперь доброй ночи, доктор.
Я откинулась на спинку стула, полностью обессилив. Вся моя жизнь рухнула в одну секунду.
— Все обойдется, — Питт присел напротив меня на корточки, положив ладони поверх моих рук, — я что-нибудь придумаю, вот увидишь. Не вешай нос, договорились?
Мне хватило уверенности лишь на краткий кивок.
— До завтра, Лимма, — Сайверс чмокнул меня в висок и направился вслед за матерью, а мне оставалось считать секунды до Апокалипсиса.
Не думаю, что Баргер не спал этой ночью. Вид у него был помятый.
Когда мы сели в его машину, после холодной молчаливой встречи и слов: «За мной, Лессон», я не выдержала первой:
— Простите, этого никогда не повторится больше…
— Ты пила?
— Что?
Он повернул голову, повторив медленнее:
— Пила что-нибудь?
— Нет.
— Может, под кайфом?
Я энергично замотала головой.
— Тогда не пойму, что у тебя вместо мозгов, Лессон?
Я залилась румянцем, чувствуя себя самой последней идиоткой. Баргер умел возвращать рассудительность даже Лимме-влюбленной-дурочке.
— Я просто…
— Ты влюбилась в него, что ли?
Господи Всевышний! Я прикрыла веки, желая, чтобы этого момента просто не было, чтобы я просто умерла, сейчас же в этот гребанный миг!
— Мне не хочется говорить с вами об этом, — тихо, почти беззвучно произнесла я.
— Да ну? Вас застали голыми на пляже, а ты не хочешь говорить мне об этом. Какая досада. Ты хоть понимаешь, кто такой Питт Сайверс?
— Игрок местной команды, — мой голос похож на писк.
— Да ладно? Прям глаза мне открыла, Лессон. А я всего лишь считал, что он сын Эттона Сайверса, от которого Каптийский университет и моя лаборатория получает неплохие инвестиции. Хейвуд молится на него днями и ночами, и будет делать все, что тот попросит, даже если его сыночек начнет мочиться Хейвуду в кофе.
— При чем здесь я?
— Ты начинаешь задавать правильные вопросы, и меня это радует, несмотря на то, что я примчался сюда в час ночи. У тебя голова начинает работать слишком поздно, Лессон. Но, если ты хочешь знать, при чем здесь ты, послушай, пожалуйста, внимательно. В моей лаборатории не будет места подружке Питта Сайверса, у которой при виде этого сопляка, мокнут трусы. Ты понимаешь?
Баргер никогда не позволял себе таких фраз. Он вообще был предельно тактичен, но, видимо, не этой ночью. И вместо того, чтобы молча проглотить сказанное, я вдруг возмутилась.
— Вам должно быть плевать на мои трусы…
Мужчина изогнул бровь, несколько секунд молча рассматривая мое негодующее лицо, а затем усмехнулся:
— Я, кажется, очень плохо знаю тебя. Если бы ты с таким пылом работала в лаборатории…
— Я всю себя посвятила лаборатории, — злость вдруг вытеснила последние крохи стыда, — я с тринадцати занимаюсь наукой двадцать четыре часа в сутки. Но я ведь живой человек! При том, мне уже давно есть восемнадцать! Почему я должна отчитываться перед вами? Какое вы имеете право…