Синдром отсутствующего ёжика

Кто-то приходит с настоящим физическим уродством – ужасный пористый нос, висящий мешком подбородок, чудовищная бородавка на щеке у милой девушки, а кто-то – с неудавшейся жизнью, которую хотят поправить с помощью хирургического ножа. Редкие пациенты делают «пластику» просто так, с жиру. Ведь даже попытки остановить возраст, подрезая веки и подтягивая к ушам щеки, совершают не все женщины, у которых есть на это деньги, а только те, которым позарез нужно в пятьдесят пять обмануть себя, природу, кого-то еще…

Не могу себе представить свою маму, вдруг захотевшую помолодеть на десять лет. Ей никогда это просто не было нужно. Папа ее любил и любит, они ходят, с каждым годом все медленнее, за ручку в магазин и поликлинику, но и раньше, когда папа мог обходиться без маминой помощи, я не помню, чтобы он один куда-то ходил, кроме работы.

Размышляя, я незаметно для самой себя подошла к тому самому месту, куда несколько раз привозила Ийку для встреч с Хисейкиным. Маленький сквер, огороженный низкими коваными заборчиками. Ничего особенного – пятнадцать старых деревьев, перемежающихся с молоденькими посадками, три скамейки, две дорожки. А напротив него – угловой дом в тупиковом переулке, начинающемся от Тверской улицы. Серый, тяжелый, некрасивый дом, с узкими высокими окнами. Наверно, по два окна в каждой комнате. Вот и ворота, запертые на ключ, а рядом калитка, тоже запертая. Чтобы кто-то вышел, надо нажать на круглую кнопочку звонка.

Худой усатый охранник не вышел, а приоткрыл окно будки и крикнул:

– Слушаю вас, женщина!

– Мне вот в этот дом! – решила я пойти ва-банк. Что-то подсказывало мне, что ноги привели меня сюда не случайно.

– Зачем? – вполне доброжелательно поинтересовался охранник.

– Я… Мне нужен Вадим Хисейкин.

– Номер квартиры не знаете? – все так же дружелюбно продолжал разговор охранник, чуть высунувшись в окно. Из приоткрытого окошка пошел пар.

– Нет, но… – Увидев, что он собрался закрыть окно, я заторопилась объяснить: – Это мой бывший муж. Он живет здесь с семьей. Точнее, я так думаю, что он, скорей всего, здесь живет… Он врач… хирург, и я… Я ищу свою дочку, она… у него…

Охранник оглядел меня с ног до головы, небрежно цокнул языком и закрыл окно. Я подождала, все же надеясь, что он выйдет… Но он лишь сделал погромче телевизор в своей будке и демонстративно повернулся ко мне спиной. Понятно. Мои пробивные способности давно известны. Уговорить, сторговаться, пройти с Ийкой по одному билету в детский театр… Почему-то мне это никогда не удавалось. Возможно, я не умею просить. А любого человека, наверно, можно сломить, позволив ему сказать: «Ну, ладно! Я, такой сильный и всевластный, позволяю тебе пройти. Я еще и проницательный – я вижу, что ты не террористка и не воровка…»

Я постояла у запертой ограды, вглядываясь в гуляющих во дворе мамаш и нянь. Нет ли там среди них и моей дочки, неожиданно ставшей няней в пятнадцать лет? В сумке у меня зазвучал мобильный. Нежным Ийкиным голосом телефон пропел: «Осенью в дождливый серый день пробежал по городу олень…» Ийка пела, чуть-чуть не попадая в ноты. Но какая разница, какие ноты, когда поет твой ребенок!.. Я вытащила телефон из сумки и увидела, что на дисплее высветилось: «Иечка».

– Да, малыш, – постаралась ответить я как можно спокойнее.

– Мам… – сказала Ийка и надолго замолчала, так что я даже решила, что отключилась связь.

– Иечка? Я слушаю тебя! Как у тебя дела?

– Мам… я… У меня… все хорошо… но… – Она опять замолчала.

Я представляла, как Ийка стоит сейчас в своем коротком сером пальтишке, в котором она ушла, оставив дома теплую, но немодную куртку, конечно, без шапки или берета, кутается в яркий бесполезный шарф, тепла от которого не больше, чем от летней косыночки, и ковыряет левой ногой землю. У нее вся обувь стерта на носке левой ноги.

– Ийка, ну что ты, малыш…

Я осеклась, потому что среди гуляющих во дворе мамаш я увидела тонкую фигурку в сером пальто. Или мне показалось… Я слишком четко ее себе представила, вот и показалось. Девушка, засунув одну руку в карман, другой держала телефон, то и дело поправляя пестрый легкий шарф на шее. А ногой ковыряла почерневший плотный снег…

– Ийка! – закричала я, не надеясь, что она меня услышит. Девушка в сером пальто вздрогнула и чуть выпрямилась. – Ийка, – уже спокойнее сказала я в телефон, – подойди, пожалуйста, к ограде.

Девушка вдали стала оглядываться, увидев меня, застыла на мгновение, потом наклонилась к маленькому мальчику, что-то ему сказала и заспешила к ограде. Да, конечно, это она. И это действительно тот дом, где живет Хисейкин. Права я была, когда плохо о нем думала, – он и впрямь просил привозить Ийку для недолгих встреч прямо к своему дому. И где-то здесь моя Ийка теперь спит, ест и зарабатывает себе на недостающий комфорт.

– Мам, привет! – Ийка взглянула на меня и тут же отвела глаза.

– Здравствуй, малыш.

– А… как ты меня нашла?

– Вот, шла-шла и нашла… – Я попыталась протянуть руку через ограду и погладить ее по плечу. Ийка отстраняться не стала, но и не подошла ближе. – Ну, как у тебя дела?