Владик в этот момент уронил пистолет, я наклонилась, чтобы его поднять, и Гриша тоже наклонился. Мы столкнулись с ним лбами, довольно больно. Владика пришлось спустить с рук, он упал, заревел и сам взял свой пистолет, тут же уцепившись за него зубами, наверно, полагая, что так будет надежнее.
Когда я наконец обернулась, чтобы что-то ответить Вере Васильевне или хотя бы посмотреть ей в глаза и понять, что она не шутит, ее уже не было. Скорей всего, она села в подошедший автобус. Хотя, кажется, автобус шел в другую сторону… Не знаю. Страшно от ее слов мне не стало. Ну, третий – так третий. Скоро аванс, денег дотянуть хватит. Главное, чтобы мальчик был не очень хулиганистый, чтоб в меру «ужасный малыш»…
Почему-то я всерьез отнеслась к словам Веры Васильевны. Может, оттого, что она исчезла, словно растворилась в воздухе – настоящая фея, да и только. А в моем нынешнем положении не верить в чудеса просто никак нельзя было. Если не хватает доводов разума, если нет душевных сил переносить боль, если никак ни с какой стороны не подступиться к своей беде – почему бы не поверить в то, что Вера Васильна, к примеру, умеет появляться ниоткуда и исчезать на глазах? Может, и я так научусь, и материализуюсь как-нибудь утром у Ийкиной кровати, и поцелую ее спящую, как всегда пятнадцать лет целовала по утрам…
А вообще-то дети вырастают. И тогда надо срочно заводить кошек, собак, попугаев или ежиков, чтобы было кому наливать в блюдечко молочко и чистить горшок.
Интересно, знала ли Вера Васильевна, что этих двух мальчиков у меня в один и тот же день заберут? И очень скоро, через день после нашей встречи.
– Александра Викторовна? – Папа Владика сегодня был весел и бодр, и голос его я сразу узнала.
– Витальевна. Здравствуйте, папа Владика! Как вы себя чувствуете?
Он даже засмеялся в трубку:
– Просто отлично! Я еду за Владиком!
– Вы уверены? Может…
– Абсолютно! Через полчаса буду! Ждите!
Я позвала Владика, только-только рассыпавшего новые кубики с буквами по полу:
– Малыш, давай-ка собираться. Сейчас будет большой сюрприз. Приедет твой папа, и ты с ним поедешь домой.
– Не хочу! – заныл Владик, по-детски отвечая на последнюю фразу: он-то разложил кубики, а ему предлагают куда-то ехать.
Я догадывалась, что за три недели, проведенные у меня, Владик и думать забыл о своей квартире. Для трехлетнего малыша двадцать дней – огромный срок, приблизительно как для взрослого год.
Неожиданно вмешался Гриша, сидевший у пианино, и стал объяснять Владику, что того ждет его подушка, которой скучно без него спать, его окошко, которому скучно без Владика смотреть на улицу… Чем очень меня тронул.
Папа Владика приехал даже быстрее, чем обещал, мы еле-еле успели собрать по углам игрушки и вещи мальчика.
Я открыла дверь и просто замерла. На моей площадке стояла такая красавица, каких я в реальной жизни не видела. Я не сразу поняла, что это та же девушка, что и на фотографии, которую показывал мне несчастный брошенный папа Владика. Вот уж действительно супер-Маша… Она оказалась очень высокой, тонкой до неправдоподобия, с неожиданно круглой, притягивающей взгляд грудкой, ровными и тоже округлыми бедрышками, обтянутыми красными трикотажными брючками. Пышные сверкающие волосы, небрежно забранные широкой, расшитой бисером атласной лентой, выбивались тут и там золотыми прядями. Небольшие, довольно близко посаженные голубые глаза были так искусно накрашены переливающимися тенями, что казапись огромными и бездонными. Но я-то прекрасно помнила ту фотографию, точнее, вспомнила сейчас…
Позади красавицы оживленно перетаптывался папа Владика, сияя и махая мне рукой, и разве что не подпрыгивая на месте.
– Добрый день, – сказала красавица довольно неприятным голосом, как будто она передразнивала злую и вредную тетку, привыкшую говорить громко, чтобы слышала товарка через два ряда кричащих торговцев и покупателей.
– Привет! Всем привет! – крикнул папа Владика и, обняв красотку, слегка подтолкнул ее в двери. – Машуня, заходи! Знакомься! Это Александра Викт… – Папа Владика засмеялся и посмотрел на меня.
– Очень приятно, – процедила красотка и переступила порог, осторожно оглядываясь, как будто боясь наступить в какую-то гадость.
Я хотела предложить подстелить ей под ее новенькие модные галошки салфетку, но сдержалась. Больше, чем приличия, меня удержал нежный горьковатый запах, наполнивший нашу прихожую. Запах тонкий и завораживающий переплетающимися нотами: вот свежая и горькая, только что сорванная полынь, вот роскошная южная роза, перебившая на секунду своим сладостным ароматом все остальные оттенки запахов, вот скользнувший и растворившийся без следа ландыш…
– Ваня! – неожиданно гаркнула красотка в комнату, где стояла полная тишина с тех пор, как я открыла дверь.
Я заглянула в комнату. Гриша сидел с отстраненным видом и рисовал. Я подумала, надо обязательно потом взглянуть, что же именно он в этот момент рисовал. А Владика видно не было.
– Ва-ня! – повторила красотка, и папа Владика вслед за ней, взглянув на меня и кашлянув, позвал: