А Лида избегала меня.
Я никак не мог сосредоточиться на учебе, да и обстановка в институте этому не способствовала. Я подписался на новостные каналы, в которых писали о кризисе на Венере, начал, как и Виктор, выискивать в сети смехотворные разоблачения и неправдоподобные слухи – лишь бы заполнить саднящую пустоту внутри себя.
О матери я больше ни с кем не говорил.
В учебной части ко мне отнеслись с пониманием и оформили недельные прогулы как больничный. Виктор лишь один раз выразил неловкие соболезнования и больше не упоминал о произошедшем. Мы делали вид, что ничего не изменилось, как будто я и правда отсутствовал неделю из-за банальной простуды.
– По ходу, началось, – сказал мне Виктор после того, как мы оба получили одинаковые извещения на суазор. – «Патрокл» был срочно отозван с Марса и вернулся к Земле, спрятавшись в тени Луны.
– Это ни о чем не говорит, – отозвался я, хотя сам себе не верил.
Виктор покачал головой с таким видом, словно я в десятый раз настаиваю на очевидной глупости, и показал мне экран, быстро пролистывая броские заголовки новостей.
Мы сидели на семинаре, и профессор, выглядевший, как больной маразматик, выпущенный на поруки из богадельни, оставил в покое висящую в воздухе проекцию двигателя и покосился на Виктора, свирепо наморщив брови. Виктор торопливо искал что-то в суазоре. Я толкнул его локтем.
– Молодые люди! – возмутился профессор.
– Извините, – сказал я.
Профессор потешно надул щеки. Я с трудом сдержал смешок – преподаватель походил на нелепого персонажа из комедии положений.
– Я, конечно, все понимаю, – распалялся профессор, – все мы как на иголках. Но это не повод, – он ткнул скрюченным пальцем в голограмму, – не причина забывать обо всем на свете. Вы же все-таки студенты! Не говоря уже о том, – профессор шагнул через призрачную схему двигателя, вздрогнувшую, как мираж, в зыбкой, созданной электронными шторами темноте, – не говоря уже о том, что это попросту невежливо!
– Извините, – повторил я.
Виктор стал нехотя изображать из себя старательного студента, разглядывая голограмму и профессора, который прихрамывал вокруг нее, разбирая призрачный двигатель резкими взмахами дрожащих рук. Печатные платы распадались на отдельные схемы с неровными, как у частичек пазла, краями и плыли в воздухе, мерцая, растворяясь в темноте. Изогнутые, точно в агонии, трубы ускорителя увеличились в размерах, закрутились вокруг оси, демонстрируя свои внушительные изгибы, а потом замигали и исчезли, убранные из уравнения, изученные и ненужные.
– Все желающие, – сказал профессор, – все те, у кого нет своих проекторов, могут повторно изучить эту схему в библиотеке. Хотя нечто подобное вы можете проделать и через суазор. На экзамене…
До экзаменов оставалось еще несколько месяцев. Виктор зевнул и развернул суазор.
– Он заметит, – шепнул я, но Виктор не слушал.
– Итак, последнее, что вам нужно знать… – продолжал профессор.
– Вот, смотри. – Виктор толкнул в мою сторону суазор, и тот заскользил по парте.
– И что тут? – спросил я.
– Первый же заголовок! – прошипел Виктор. – Ты что, читать не умеешь?
– Да что тут… – повторил я.
Профессор вновь взглянул в нашу сторону; я виновато опустил голову и вернул Виктору суазор.
– Итак, – сказал профессор, – кто-нибудь готов сейчас заново собрать двигатель – по свежей, так сказать, памяти?
Профессор театрально вскинул руки, и под потолком появились прозрачные миражи деталей разобранного двигателя – платы, электрические цепи, изогнутый змеей ускоритель.
– Да как что? – возмутился Виктор. – Про «Патрокл», и это… Там целый флот у Луны собирается.
– Молодые люди! – Профессор затрясся, как во время припадка. – Сколько можно вам повторять?! Вы мне мешаете вести семинар!
– Извините, – сказал Виктор. – Просто здесь…
Профессор просверлил Виктора яростным взглядом.
– Выйдите! – крикнул он и пафосно указал на нас пальцем. – И друга своего заберите! Не хотите слушать, так не мешайте остальным!
– Извините, – затараторил я, – простите нас, мы…
– Выйдите! – неумолимо повторил профессор.
Меня первый раз в жизни выгнали с семинара.
Виктор, проходя мимо голограммы двигателя, качнул рукой – прозрачное трехмерное изображение задрожало в воздухе и причудливо исказилось, как от ряби волн. Кто-то засмеялся.
– Что за цирк! – прорычал профессор. – Живо! В коридор! Я еще поговорю о вас с учебной частью!
Мы вышли. Виктор демонстративно хлопнул дверью.
В коридоре стояла сонная сумрачная тишина.
– Вот ведь старый хрен! – выругался Виктор.
– А тебе не терпелось прямо! – пожаловался я. – Посмотрели бы потом. Прикинь, если он и правда в учебную пойдет? Мне еще этого не хватало.
– Да никуда он не пойдет! – отмахнулся Виктор.
Мы встали напротив мутного, затянутого электронной пеленой окна. Виктор осмотрелся.