Разговор перекинулся на его нынешнюю работу: это по-прежнему вся телефонная связь в Воркутинском угольном бассейне.
- У нас так и говорят, - пошутил Логинов, - в Воркуте две стихии: пурга да связь! - И стал объяснять, что складывалась связь постепенно, с пуском шахт... - Теперь ее перестраивать все равно что перекраивать вашу златоглавую... В которой я всегда путаюсь...
- А если честно, - спросил я в упор. - Телефоны в Воркуте прослушиваются?
Логинов насупился. Покачал головой:
- Нет. Хотя на меня жмут.
- Очень жмут?
- Очень, - сознался он. - Даже хотели снимать с работы. Но вот почему-то до сих пор держат. - И после некоторого раздумья: - Я ведь вам рассказал про Каплера, как его спасал, а ведь и он меня спасал... Другим я стал человеком. И знаю, поверьте, куда приводит эта дорожка с подслушиванием!
Логинов, вроде бы уже собиравшийся залечь, извлек откуда-то бутылку и разлил по стака-нам.
- Монстеру-то успели посмотреть?
- Успел.
- Красиво? Вот то-то же, - произнес не без вызова. - Давайте выпьем за то, что и у нас не всё стихия... Бывает что-то еще.
- Малые токи?
- Цветок монстеры, - возразил он. - Что есть - кра-со-та. - Не стал добавлять обще-принятого: "которая спасет мир"... Это было понятно и без классики. - Сейчас приеду в Москву, - добавил, - позвоню Каплеру, мы с ним обязательно встретимся... В каждый мой приезд встречаемся... Вы-то небось знакомы?
Я сказал, что живем по соседству... Но виделись недавно в Крыму...
Каплер отдыхал в "Ореанде" вместе с поэтессой Юлией Друниной. Запомнилось, как прогу-ливались они по набережной Ялты в странных таких кепарях из вельвета. В разговоре выяснилось, что кепари шьет здешний умелец, мастер на все руки, бывший зек, и тоже с Севера. Приехал сюда заканчивать свой срок жизни, средств нет, а потому покладист и недорог. Делает эти кепочки двусторонними, хочешь - носи одного цвета, хочешь - другого.
Я так и поступил, купил разных цветов вельвета и заказал у мастера кепочку для себя, для жены и для маленького Ванюшки.
Ребенок носил эту кепочку в детский сад. В солнечную погоду наружу красным цветом, в плохую выворачивал и делал синей.
Мы тогда присели втроем с Каплером и Юлей под навесом недалеко от моря и выпили шампанского "Новый Свет". За Крым, за море, за нас и нашу встречу... Я лишь потом сообразил, что были они, Алексей и Юля, в ту пору молодоженами. От них исходил особенный свет.
Такими я их и запомнил: Каплер тогда вел на телевидении "Кинопанораму"... После него-то вели разные, трясли козлиными бородками, но выхолостили, превратили в кормушку... А в ту пору благодаря Каплеру, его домашности, мягкой грустной улыбке, это была одна из самых любимых у зрителей передач... И он сердился, что его снова выдергивают в Москву для съемок, для работы.
Ну а Юля даже не сердилась. Негромко, но твердо объявила, разговор был при мне, что Алексея никуда не пустит. Пусть снимают там что хотят.
И не отпустила.
Прошли годы. Во время экскурсии в Старый Крым, уютный белый городок у взгорий, утопа-ющий в садах и виноградниках, наш автобус остановился у старого кладбища, где могила Алек-сандра Грина.
Мы поднялись на небольшой холмик. Над могилой старый тутовник, нижние ветки увешаны красными галстуками: сюда часто приходят пионеры. И тут вдруг я разглядел на дереве кусок картона со стрелкой-указателем. Крупными буквами от руки выведено: "К КАПЛЕРУ".
Я оставил моих спутников и по узкой тропинке, меж оград, прошел чуть вверх и вправо, куда указывала стрелка. Могилу нашел за зеленью, необычную для поселкового кладбища - серовато-красный мрамор, с таким знакомым мне профилем.
На мраморе чуть вразброс свежие цветы.
- Это Юля, - сказали за моей спиной. - Когда она в Коктебеле, сама их приносит. Каж-дый день по горам от Коктебеля двадцать километров... В другое же время по ее просьбе цветы приносит знакомая женщина из Старого Крыма. Но цветы, живые, здесь всегда.
Я и сам потом встречал Юлю в Коктебеле. Обычно она занимала комнатку в корпусе на втором этаже, с видом на Карадаг и с красавцем кипарисом у самой веранды...
На море бывала редко, уходила гулять в горы, всегда в одиночку. И ничего не боялась. А вскоре я узнал, что Юля покончила с собой. Судачили разное. Говорили о трудном и сложном времени, которого она не могла понять, о кризисе творчества, о фронтовой юности, наложившей особый отпечаток на ее жизнь...
Но я-то уверен: она ушла к нему.
Я огляделся: красивое местечко выбрали здешние жители для усопших: теплое, просторное, сухое. Особенно много здесь цветов.
Не знаю уж почему, но вспомнилась оранжерея на дальнем Севере. И редкий цветок монс-теры, расцветший среди белой мертвой тундры... На него ходили смотреть люди...
Как немного, оказывается, и надо: посмотреть и увидеть красоту.
- А что же генерал Климочкин? Жив ли? - спросил я как-то Гринера.