Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

[Обвинитель, обращаясь к обвиняемой: ] Короткий жакет, который зафиксирован на талии этим тонким ремешком, удачно дополняют брюки из струящейся ткани с низким седалищным швом (1 сентября 2010 года).

Даже когда дискурс показа мод направлен на поучение или коррекцию ненормативного и дефективного, оценка поведения апеллирует только к высшим обезличенным эстетическим критериям:

[Обвинитель, обращаясь к аудитории: ] Платья и туфли не живут друг с другом: туфли родом из 50-х, такие туфли дружат с тонкими талиями и короткими широкими юбками. [Обвинитель, обращаясь к обвиняемой: ] Хотелось бы осовременить, отяжелить этот костюм тяжелым аксессуаром, а черную шпильку заменить туфлями с носочной частью умеренной остроты (1 сентября 2010 года).

Несомненно, что якобы нейтральный язык гламура служит не только для эстетического описания, но и для наставления. В нем заложена нормативная социализирующая составляющая, и поэтому представление публике желанного стандарта превращает дискурсивный фрейм показа мод в важное средство реализации самотрансформации героя передачи. Новый стиль создается для героини стилистами; они всегда невидимы, у них нет лиц и имен, и они бессловесны. Они символизируют некую универсальную эстетическую систему или авторитетный «закон», который воплощает и отстаивает Модный суд.

В большинстве случаев трансформация, произведенная стилистами, представляется как переживание совершенства, оно часто вызывает безмолвие («у меня нет слов») и артикулируется как состояние счастья («я счастлива»). Преображение вновь комментируется всеми участниками действа и получает оценку качественного перехода героини в новую жизнь:

[Истец, обращаясь к суду: ] Прилетел на ковре-самолете другой человек, вообще. У нее даже взгляд поменялся. В общем, стилисты сделали с человеком чудо (28 июля 2010 года).

Ольга и ее близкие благодарят Модный суд и его стилистов за «совершенное ими чудо», за излечение, коррекцию дефекта и благотворную трансформацию:

[Судья, обращаясь к подсудимой: ] Ольга, вы плачете, а это слезы счастья, правда? А это сказка! Вы выглядите теперь женщиной другого класса. Понимаете – это прекрасно! Вы сделали замечательную трансформацию (28 июля 2010 года).

Канва сюжета счастливой трансформации сочетает в себе два нарратива. С одной стороны, здесь используется мотив сказки, в которой героиня является объектом магии, однако, с другой стороны, она является субъектом активным, упорно трудившимся над изменением своей жизни. Две стороны постсоветского популярного культурного дискурса – Сказка и Чудо в противопоставлении Труду и Работе над собой – противоречат одна другой и дополняют друг друга на пути достижения счастливого конца передачи, где объединились все дискурсивные средства: кухня и гламурный показ мод, психотерапевтическая сессия и товарищеский суд. Мотив, объединяющий все эти элементы, – это эмоциональное состояние счастья – лексико-семантического символа, общего для массовой терапевтической культуры, советского идеологического дискурса и стиля кухонных разговоров. Несмотря на то что эти три дискурсивные системы приписывают эмоциональному состоянию счастья различное содержание, все они провозглашают счастье как абсолютную, но практически недостижимую цель. Советское коммунистическое коллективное счастье – «одно на всех» и достижимо всегда только в будущем; обсуждаемое на кухне счастье в любви нереалистично или в лучшем случае мимолетно и недолговечно; а психологическое благополучное счастье всегда остается только лишь неосуществимой задачей из-за вездесущего травматического опыта. Однако медийные рамки телевизионного зала суда делают невозможную трансформацию возможной; переживание счастья достигается перевоплощением, реализованным обсуждением и переодеванием.

Коллективная терапия на постсоветской гламурной кухне