Синдром счастливой куклы

От безнадеги поводит, но я сбрасываю с плеча рюкзак и нахожу в нем косметический карандаш и мятую салфетку. Дрожащими пальцами расправляю ее и быстро набрасываю портрет Ярика — его черты навсегда запечатлены памятью, его легко рисовать…

— Мы разыскиваем этого парня… Знаете, где он живет?

— Это Ярослав, мальчик из общины, — кивают девушки в купальниках, и я готова каждую из них расцеловать. — Он был нашим одноклассником. А потом пропал… Его до сих пор не нашли. Все думают, что его убил отчим. А что, разве это не так?

Неужели Ярика здесь действительно нет?.. Меня накрывает волной ужаса.

Но упрямое сердце подсказывает, что мы на верном пути — он и при нормальных раскладах не показывался на улицах, и едва ли выйдет в люди теперь, когда разочаровался в том, во что верил.

Девушки подробно объясняют, как пройти к его дому, и даже рисуют схему все тем же карандашом на обороте салфетки.

Кожа зудит от солнечных ожогов, от дурного волнения и усталости кружится голова…

— Пошли, кр-расавица! — Света мощной дланью хватает меня за локоть и щелкает пузырем малиновй жвачки. — Это близко.

— Почему ты вечно помогаешь мне?

— Потому что ты наконец бр-росила Юру! — обкуренно скалится она. — Спасибо. Совсем скоро он станет моим.

«…И заполучит флэт с крутой аппаратурой…» — продолжаю про себя, и вдруг понимаю, что Юра рассмотрит ее предложение. И наверняка примет — эти психи созданы друг для друга.

Ко мне возвращается присутствие духа, губы растягиваются в глупой улыбке, но в зарослях яблонь показывается трехметровый глухой забор с развешанными по периметру камерами, и я превращаюсь в развалину.

Острым ведьминским ногтем Света нажимает на кнопку звонка, но во дворе стоит зловещая тишина… Света снова и снова терзает звонок, шепчет что-то под нос и психует, и железная створка вдруг с гулом и грохотом раскрывается.

Матерюсь от испуга и едва не падаю — в проеме появляется высокий парень в коричневой, наглухо застегнутой рубашке с длинными рукавами и шапочке с отворотом. Это может быть кто угодно, только не Ярик… Но это именно он.

Его тепло было рядом со мной. Оно было во мне. Оно согревало, сияло всеми цветами радуги и возвращало к жизни.

Но теперь его темные глаза сверлят мои и не выдают никаких эмоций.

— Зачем ты пришла? Как узнала?.. — устало вздыхает Ярик, но я не могу вымолвить ни слова. Нашу встречу я представляла не так, и ощущение катастрофы придавливает к земле.

— Не важно! — Света выдвигается вперед, душевно обнимает его, он шипит и меняется в лице. — Мы не вовремя? Мама будет пр-ротив?

— Она тут не живет. — Ярик обхватывает ее запястья, настойчиво разводит в стороны и отступает на шаг.

— Гуд! — лыбится Света. — Метнусь к р-ребятам, р-расскажу новости. Мы переночуем в гостинице. Но там больше нет свободных мест. Впишешь Элину у себя, ангел?

Ярик напряженно смотрит на меня, губа дергается. Он медлит, и сердце сводит от чудовищной боли. Если бы он хотел, чтобы его нашли, он бы сам вышел на связь…

Но мне слишком многое пришлось переосмыслить и преодолеть на пути сюда, и я не сдвинусь с места, пока не поговорю с ним.

— Одинокий инопланетянин… — шепчу я тихо, и Ярик бледнеет. — Это я. Чудо случилось задолго до того, как ты впервые заговорил со мной в реале… Только представь, сколько еще важных вещей мне нужно тебе рассказать!

— Проходи. — Он отмирает, пропускает меня внутрь и захлопывает ворота. По спине ползет холодок, но я смело шагаю следом за ним по идеально чистой подъездной дорожке и длинному крытому коридору во дворе.

Просторный двухэтажный дом наполнен розовеющим солнечным светом, но страшная гнетущая атмосфера беспомощности, ужаса, тотального контроля, подчинения и непреходящего горя вынуждает меня разреветься, совсем как в детстве при виде жуткой пугающей игрушки.

Подавляю всхлипы, стираю горячие слезы, нагоняю Ярика на скрипучей лестнице наверх и ловлю его ладонь — этого прикосновения я ждала больше месяца, скучала и умирала от тоски, но он не отвечает на жест.

— Подожди пять минут, ладно? — Он проводит меня в небольшую комнату, настойчиво высвобождает руку и тут же смывается, но откуда-то снизу доносится привычное шипение воды, звон посуды и щелчок зажигалки.

Я в эпицентре его личного ада — кровать, белые занавески, абажур под потолком. И потрясающие замыслом и проработкой изображения на покрытых золотистым лаком дощатых стенах — половины уплывающих в никуда китов, перекошенные криком рты, огромные жуткие глаза, следящие за тобой в любой точке пространства, полупрозрачные люди и куклы с переломанными конечностями.

— Ух ты… — Я опускаясь на диван, и Ярик, нарисовавшийся в проеме с подносом, буднично поясняет:

— Да, мои художества. А вот тут я неудачно попытался вздернуться — родители заменили люстру на ту, что не бьется. Вот в эту дверь ублюдок ежевечерне заявлялся с назиданиями. Об этот шкаф он прикладывал меня башкой, а в этот угол насыпал горох или соль…