Sindroma unicuma. Книга 2.

Если предположить, что над потолком поселилась нежить, у которой не бьется сердце, не бежит кровь по сосудам и нет легких, остается принять за основу, что это механизм, управляемый головой или туловищем, а у всякого механизма есть уязвимые точки - междоузлия, соединяющие подвижные элементы, или шарниры. Крылья крепятся к туловищу твари и удерживают её на весу. Если повредить их у основания, то у нас появится малюпасенький шанс.

Рассуждая, я не заметила, что перешла от обособленного местоимения "они", подразумевающего декана и профессора, к единому "нас". Нужно озвучить идею, и Альрик подтвердит, есть ли в ней крупицы здравого смысла.

Заменив пропитавшуюся полоску свежей, я проползла на четвереньках до края стола и высунулась из убежища.

- Что это за гнилушка с крыльями? - крикнул профессор.

- У Евстигневы спроси. Если выберемся, - ответил Стопятнадцатый из своего укрытия, и мне не понравился мрачный тон мужчины.

Зря он так. Нельзя сомнениями губить веру тех, кто слабее. А из четверых хомо сапиенс, присутствующих в лаборатории, только я оказалась самой слабой, и мне жизненно необходимо верить - в силу Генриха Генриховича, в неисчерпаемые возможности профессора, в чудо, наконец.

- Альрик Герцевич! - позвала громким шепотом и замахала рукой, призывая обратить внимание.

Мужчина спросил беззвучно: "Как?" Наверное, он специально разговаривал с деканом громко, чтобы притянуть интерес крылатого чудища к себе, а не ко мне и Царице.

- Нормально, - кивнула я. - Альрик Герцевич, нужно перебить крыло у основания! Она тяжелая и сразу свалится, только надо целиться поточнее.

Мужчина посмотрел на меня со странным весельем, а затем и вовсе заулыбался. Чему радоваться-то? Над нами зависла старуха с косой, вернее, с крыльями, а ему весело. Даже Стопятнадцатый, ослабленный раной, растерял оптимизм.

- Генрих Генрихович! - крикнул профессор. - Поступило предложение подрезать летуну крылья.

- Как? - отозвался из своего угла декан.

- Secanossi*!

- Ты серьезно? - в голосе Стопятнадцатого просквозили изумленные нотки.

- Кто живец? - крикнул Альрик вместо ответа.

- Н-не... уверен, что у меня получится secanossi* ... - ответил Генрих Генрихович после недолгого молчания и добавил гораздо тише: - По твоему сигналу.

______________________________________________________

piloi candi*, пилой канди (перевод с новолат.) - электрический сгусток

secanossi* , секаносси (перевод с новолат.) - разрезание, вспарывание

15.3

- Хорошо. Эва Карловна, когда скажу: "Поехали!", закройте глаза и лучше руками. Всё поняли?

Я энергично закивала. Если уж декан не решился на создание secanossi*, значит, оно невероятно сложное, и следует слушаться Альрика, горячо уповая на удачу.

Переползши к Евстигневе Ромельевне, сменила полоску и растерла ей руки, а потом, сняв туфли, принялась растирать ноги женщины. Молчание раненой настораживало.

Ухо, прижатое к груди Царицы, уловило слабое сердцебиение. Пульс едва прощупывался, но был равномерным.

Вздохнув с облегчением, я переползла к краю стола, чтобы видеть профессора и Стопятнадцатого. Альрик вел последние приготовления, доплетая неизвестное мне многоуровневое заклинание. Меж бровей мужчины залегла морщинка, свидетельствовавшая о крайней сосредоточенности; на лбу выступили бисеринки пота, а руки уверенно выделывали пассы в пустоте.

Черт, и почему я лишена возможности видеть этот шедевр? Судя по восхищенному лицу декана, следившего за подготовкой, из волн выстраивалось нечто эпическое, достойное войти в анналы висорики.

Наконец, профессор встряхнул руками, сбрасывая напряжение, а потом ухватил невидимую конструкцию пальцами и начал закручивать как винт. Под рукой Альрика разгорался сияющей луч - натянутый как тетива лука и звенящий как металлическая струна.

Тварь под потолком встрепенулась и оживилась, задергав крыльями. Каким образом умудрилось народиться столь безобразное создание с головой и туловищем, слипшимися в единый ком?

Пока мои глаза пытались вычленить особенности в анатомии летающего чудища, сияние в руках мужчины разгорелось сильнее и стало нестерпимым для глаз.

- Поехали! - крикнул профессор, обозначив начало операции "жизнь без крыльев", а я метнулась к проректрисе.

- Всё хорошо, все отлично. Прекраснее не бывает, - бормотала, сжимая её ладонь и следя за отсвечивающими бликами на осколках разбитого стекла. И хотя стол скрывал от меня поле боя, воображение моментально нарисовало картинку происходящего.