Sindroma unicuma. Книга1.

Услышав о причитающемся вознаграждении, я подскочила от радости и едва не кинулась к декану на шею, но сдержалась и усидела чинно и благородно, как подобает будущему сотруднику института. Меня хватило ненадолго и через пару секунд прорвало:

- Да! Да! Да! Согласна!

- Отлично! - улыбнулся Генрих Генрихович. - Знал, что не подведете. Почитайте пока памятку.

Порывшись в ящике стола, Стопятнадцатый протянул небольшой буклетик. Схватив его, я принялась с жадностью изучать. Десять висоров на дороге не валяются. Потребуется - затянем пояс потуже. Нам не привыкать, выкарабкаемся.

В памятке сообщалось, что меня, как неполноценного сотрудника, не обеспечат щитом неприкосновенности. Зато поставят укол типуна под язык в виде облегченной версии обета молчания. Еще младшему помощнику архивариуса полагались льготы: богатства библиотеки по своему усмотрению, правда, в пределах института, и питание в отдельной столовой. Вторая привилегия мне не светила, зато первая понравилась. Хоть какое-то облегчение. Буду читать на большом перерыве и во время перемен.

- Генрих Генрихович, а почему учебники по висорике нельзя продавать в обычных магазинах? Куда проще - пошел, купил и сиди, учи дома.

- Видите ли, милочка, в любом запрете есть смысл, по крайней мере, его вкладывают устроители запрета. Если висорической литературой будут торговать в каждой лавке, то любой невидящий сможет купить, изучить и воспользоваться знаниями. И неизвестно, во благо или во вред обществу.

- Зачем им нужно? Слепые не видят волн!

- Вы тоже не видите, Эва Карловна, но многое знаете и кое-что умеете, не так ли? - сказал мягко декан, и я потупилась. - Для того чтобы поднять недовольство или бунт, необязательно уметь использовать вис-волны. Можно обратить полученные знания против существующего режима. Когда в кодекс о преступлениях ввели пункт об уголовной ответственности за незаконную продажу и хранение книг по висорике, один мой друг сказал: "Правильное решение. Нельзя, чтобы враги узнали наши тайны". Поэтому литература по этой науке сконцентрирована в определенных местах, защищена от копирования, подлежит строгому учету, и доступ к ней ограничен. А мой друг перестал быть таковым.

Я помолчала. Неприятно знать, что тебя опасаются и заведомо считают предателем, огораживаясь запретами.

- А как быть с семейными библиотеками? Помню, у тетки в гостиной стоял шкаф с книгами.

- Не в любой семье найдется литература по висорике. Каждая книга имеет фамильный оттиск и зарегистрирована в реестре, который ведет Первый департамент. Владелец несет личную ответственность за сохранность, а регистраторы первого отдела делают плановые выезды, проверяя наличие и должное состояние книг.

Я вздохнула. Все же абсурдно думать, что не видящие могут представлять угрозу.

Стопятнадцатый прервал невеселые размышления:

- Жду вас, милочка, в понедельник с утра. Отсюда и начнете оформление. Прежде чем побежите решать задачи, сообщу две новости, а вы обдумайте и в будущем распланируйте распорядок дня, чтобы хватило времени. Во-первых, помня вашу просьбу, я поговорил с Ромашевичевским. Он согласен принять вас на практические занятия по снадобьям, но на общих основаниях. Придется вклиниться в основной поток накануне сессии и сдавать экзамены наравне со всеми. Устроит такой расклад дел?

Поколебавшись, я кивнула. Теория и практика снадобий усваивалась мной лучше, чем остальные предметы, вместе взятые.

- Прекрасно. Искренне надеюсь, что у вас сложатся отношения с Максимилианом Эммануиловичем, - пожелал декан. - Он человек сложного характера, но яркого ума.

Ну, да, складывать и раскладывать отношения у меня получается божественно.

- Также вам придется наведываться в лабораторию к профессору Вулфу.

- Зачем? - воскликнула я, не дав Стопятнадцатому договорить.

- Поверьте, милочка, визиты к Альрику ничем не угрожают, - начал успокаивать мужчина. - Обговорите с профессором периодичность осмотров. Не думаю, что они займут много времени и будут чаще двух-трех раз в неделю.

- Это из-за моих анализов? - спросила я с запинкой, страшась услышать правду.

- Да, с анализами не всё ладно, - подтвердил декан, - но не смертельно. Жить будете. Милочка, не делайте испуганное лицо, а то мне тоже становится страшно.

Пришлось согласиться с тяжелым сердцем.

Распрощавшись с Генрихом Генриховичем, я спустилась в холл. Утро опять перевернуло мою судьбу, сделав похожей на святого Списуила. Ему хорошо: замер в одной позе навечно, а меня крутит как белку в колесе - до того надоело, что уже тошнит. Я ощущала себя крошечным корабликом, взбирающимся по валам бурного жизненного моря. Меня то швыряло вниз, то поднимало на макушку гребня, а с него проглядывалась впереди новая глубокая яма.

Пустой холл ярко освещался, и после затяжного полумрака, к которому успели привыкнуть глаза, большое открытое пространство выглядело незнакомым.