Неподалеку завтракал юноша в такой же яркой оптимистичной униформе, что и Агнаил, возлюбленный завхозши из подземелий. Внешностью незнакомец походил, скорее, на эфирное существо, чем на смертную особь: роскошные русые кудри ниспадали на плечи и обрамляли лицо с тонкими и благородными чертами. Соответствуя своему облику, коллега Агнаила ел аккуратно и изящно. Я невольно залюбовалась движениями его вилки.
Неожиданно Алесс, оторвавшись от пиршества, подошел к парню в униформе, поздоровался рукопожатием и заговорил о чем-то вполголоса. В ответ неземной юноша отрицательно покачал головой. Рыжий повысил голос, и мне показалось, начал угрожать собеседнику. В ответ тот выгнул бровь, высокомерно задрал подбородок и, взяв поднос, пересел за другой стол. Алесс с угрюмым лицом обошел юношу, демонстративно задев его локоть, и вернулся к прерванному завтраку.
У каждого свои проблемы, - некстати влезла философская мысль, навеянная сытым желудком.
На улице постепенно светлело, за институтской решеткой просыпался город. В столовой стало оживленнее.
Зайдя в полупустую лекционную аудиторию, поначалу я приняла решение забраться на самый последний ряд, потому что подсознательно хотела спрятаться. Но, как ни скрывайся, а лучше не будет, поэтому уселась на прежнее место в крайнем ряду у окна.
Большое просторное помещение с уходящими вверх рядами парт понемногу заполнялось прибывающими студентами.
Пришел Касторский с группой парней, что-то активно обсуждающих и гогочущих. Заметив меня, староста толкнул одного из них, и компания начала негромко переговариваться и похохатывать, поглядывая в мою сторону.
Появились помятые и невыспавшиеся близнецы Капа и Сима, мигом направившиеся туда, куда я не решилась залезть.
Наконец, в дверях аудитории возникло еще одно действующее лицо, которое, по всей видимости, станет вскоре одним из главных персонажей в моей судьбе, если не ведущим. Мелёшин, в темно-синем джемпере на молнии, делавшем его невероятно притягательным, флиртовал с группкой девушек, шедших впереди. Прошел к своему месту и, как ни в чем не бывало, уселся, не удосужившись посмотреть на свою цирковую крыску, ставшею таковой по его милости со вчерашнего вечера.
Может, Мелёшин пошутил? Очень хотелось в это верить. Ведь он такой... принц. Зачем ему связываться со мной, бледной молью? Сплошные проблемы, а толку никакого. Если надумает поиздеваться, так мне не привыкать, на спине имеется богатая практика. Чем скорее избалованному мальчику наскучит играться, тем лучше для меня.
Решено. При случае попробую поговорить с парнем и выяснить, что он рассчитывает от меня получить.
И тут началось. Я почувствовала перемену в воздухе, наверное, шестым чувством. Так и есть - цепная реакция началась. В дальнем углу Касторский оживленно жестикулировал и живописал вчерашнее представление в лицах, его слушали и поворачивали в мою сторону головы. Вернее, в мою и в Мёлешинскую. Гул нарастал подобно шуму прибоя, некоторые лица выглядели изумленными, другие же косились из любопытства, чтобы посмотреть, отвернуться и забыть. Но нашлись и те, кто скалился похабно, а кто-то бросился сообщать невероятную новость друзьям по телефону.
Девчонки, в основном, смотрели оценивающе - кто с брезгливой жалостью, а кто с презрением, и бурно обсуждали мой непрезентабельный вид и незавидную судьбу.
Всех присутствующих объединяло одно - ни капли сочувствия на лицах.
Обсуждение свежей сплетни прекратил появившийся преподаватель. Аудитория внезапно замолчала, и в наступившей тишине я расслышала, как где-то позади упала ручка и покатилась по полу. И пока она катилась, преподаватель внимательно разглядывал задние ряды.
Хозяин упавшей ручки так и не встал, чтобы ее поднять.
В расписании лектор значился как доцент кафедры сложных составов, к.в.н. Ромашевичевский Максимилиан Эммануилович. Он читал лекции по теории снадобий, вошедшей на третьем курсе в программу обучения студентов нематериального факультета. Зато эта дисциплина считалась одним из основных предметов у внутренников, то есть у Пети Рябушкина.
Пока препод рассказывал материал, в аудитории стояла мертвая тишина. Студенты послушно склонили головы к тетрадкам и старательно писали конспекты.
Надо отдать должное преподавателю, материал он подавал хорошо. Я с удовольствием послушала.
Ромашевичевский был высок и худ. Когда он поворачивался в профиль, его нос выделялся на фоне доски большим шнобелем. И никто! Никто из студентов не отпустил по этому поводу ни одной, самой захудалой шуточки, пусть даже шепотом на ушко и прикрыв рот рукой.
И все же, несмотря на исключительно корректные манеры, Ромашевичевский мне почему-то не понравился. Неприятие родилось где-то в глубине души. Возможно, всему виной стали глубокие складки у рта, придававшие лицу преподавателя выражение гадливости, с которой он посматривал на толпу неучей, а может быть, его утомленный вид, говоривший: "Посмотрите, как я устал от вас, тупых щенков!"
Да уж, богатенькое у меня воображение.