Sindroma unicuma. Книга1.

При моем виде гул в аудитории усилился, но тут же стих. Вместо этого по рядам прошла непонятная возня, в основном, среди студенток. Одновременно со звонком в помещении появился тот самый дяденька, которого я нахально оттолкнула на повороте в коридоре. Подошел, прихрамывая, к преподавательскому столу и небрежно сложил пачку журналов, которые принес под мышкой. Обошел стол, оперся об него спиной и, оглядев ряды, сказал:

- Рад видеть вас после недельной разлуки, а в особенности тех, кто накопил долги по практическим и лабораторным работам.

Ряды нервически захихикали, в основном, девушки, вытягивающие шеи и поедающие преподавателя восторженными взглядами. Даже Эльза, на что высокомерная особа, и то с интересом поглядывала на мужчину у доски.

Приглядевшись к стоящему, я чуть не ахнула вслух. Язык не поворачивался назвать его преподавателем. Лицом к учащимся стоял мужчина в самом настоящем смысле этого слова. Белоснежная рубашка не скрывала его широких плеч, а безупречно сидящая жилетка из темно-синего атласа выгодно подчеркивала пропорции классической мужской фигуры. Короткие светлые волосы лежали в беспорядке, что придавало внешности загадочность и притягательность.

Я поняла, почему все девчонки закапали тетради слюной. Мужчина был идеален. Хотелось прижаться и крепко вцепиться в сильные плечи, чтобы принадлежать навечно лишь ему одному. Лектор А.Г. Вулфу фонтанировал первобытными флюидами вдобавок к невероятному природному магнетизму и мужественному обаянию.

Преподаватель повернул голову влево, и я увидела, что на его лице вдоль линии волос, ото лба и до подбородка, проходила узкая полоска шрама, задевавшая глаз. Но разве сей крохотный недостаток мог перевесить тонны достоинств?

Институтские преподы были шепелявыми, грузными, кривоногими, лысыми, пузатыми, сутулыми, тщедушными, носатыми, картавыми, косолапыми, и среди них не нашлось ни одного, при взгляде на которого сладко заныло бы сердце и отнялись, дрожа от непонятной слабости, ноги.

В полной прострации я наблюдала за перемещавшимся у доски образчиком роскошной мужской красоты. Такие, как А.Г. Вулфу, не должны работать преподавателями. Им на роду предписано завоевывать, повелевать и управлять, раздавая милости и собирая славу и почести.

Невероятный мужчина начал читать лекцию негромким глубоким голосом. В аудитории стояла тишина. Студентки, а вместе с ними и я, пожирали преподавателя влюбленными глазами, совершенно не вникая в суть лекции и позабыв о конспектировании.

Неожиданно, отвлекая меня от любования лектором, по руке от плеча до запястья пробежала судорога, и зажатое кистью перо вывело в тетради неровным почерком с завитушками: "Как спалось?", а следом пониже еще строчку: "Не замерзла?"

Я оторопело разглядывала руку, вытворявшую непонятные вещи в собственной тетради. На всякий случай потрогала ее другой рукой. Судорога прошла, и я пошевелила пальцами, прогоняя онемение, после чего нарисовала знак вопроса под фразами. Несколько раз обвела его и задумалась. Вопросы были понятными, но кто их задавал? Неужто перепившее вчера сознание на пару с мозгом решили пошалить после тяжелого похмелья, отдавая приказы конечностям? Что-то я ни разу не слышала о подобных последствиях попоек.

Руку снова свело судорогой, и сильнее, чем в первый раз. Как я ни пыталась удержать перо, а оно снова вывело знакомым почерком: "Ты нарушила третье правило. О последствиях знаешь".

Мэл!

Это могла быть 17.2 глава

Не успела я как следует изумиться, удивиться и насторожиться, как кисть снова свело в спазматическом приступе, и перо начало строчить с бешеной скоростью. Из-под моей руки, ведомой чужою волей, появлялись одна за другой громоздкие трехэтажные математические формулы, системы уравнений, параграфы с текстами, сноски, ссылки, комментарии и пояснения.

Страницы отлетали одна за другой. Не успев перевернуть один лист, я принималась за другой. Текст оказался знакомым. Моя рука дословно переписывала справочник-решебник задач по нематериальным заклинаниям, который я недавно пролистывала в библиотеке.

На смену первоначальному изумлению пришла злость. Ах, вот как! Решил меня уморить?

Мышцы руки вскоре онемели, на указательном пальце от пера натерлась мозоль. Ну, мы еще поглядим, кто кого!

Я пыталась сопротивляться, борясь с насилием всеми доступными методами. Но какие способы борьбы могли быть у студентки, абсолютно не владеющей вис-способностями? Исписанные страницы перелистывались, и перо с неумолимой жестокостью водило по пустым строчкам, заполняя их убористым печатным шрифтом.

Чего добивался Мелёшин? Устраивая наказание, он знал, что я не смогу противостоять заклинанию. Рассчитывал услышать вопль боли и унижения на всю аудиторию? Вряд ли. Мэл знал, что я промолчу и буду сидеть как мышка, потому что иначе публично распишусь в собственной беспомощности.