Синдзю

Сано поспешно распрощался с другом. Перемены в школе приобрели для него зловещий смысл. Почему отец согласился на них? Он взял лошадь под уздцы и направился и узкий переулок за углом школы. Высокие ограды закрывали жилые помещения владельцев магазинов. Сквозь щели в заборах Сано видел мерцание желтых огоньков светильников, зажженных в садах, и слышал привычные вечерние звуки: разговоры слуг, стук деревянных ведер, всхрапывание лошадей. Пикантный аромат супа мисо и чеснока плыл над кухнями. Но Сано было не до еды, когда он открыл родительские ворота.

Он поставил лошадь в саду. Увидев пустое место у коновязи, он забеспокоился сильнее. Отец несколько лет назад предсказал свою смерть. Тогда Сано ему не поверил. Но старик не стал покупать коня на замену павшему. Значит, его жизнь действительно подходит к концу.

Сано разулся и, оставив мечи в прихожей, помедлил. Справа от него в просторной кухне с земляным полом Хана, стоя на коленях перед плитой, помешивала суп. Рядом парился рис. На деревянном столике возле каменной мойки были выложены овощи. Сано кивнул служанке в ответ на ее улыбчивый поклон. Он знал Хану со дня своего рождения. Он обязательно поболтал бы с ней, но из главной комнаты доносился резкий, лающий кашель, и Сано прошел к отцу.

Отец сидел у пылающей жаровни, закутавшись в толстое одеяло. Мать держала у его рта тряпку. Отец прерывисто, с хрипом вздохнул и снова закашлялся. Мать успокаивающе поцокала языком. Свободной рукой она натянула конец одеяла на край жаровни, чтобы тепло добралось до мужа. Свет масляного светильника на полу подчеркивал страдальческие морщины на изможденном лице старика.

— Ото-сан!

Родители одновременно повернулись к Сано. Кашель смолк.

— Ото-сан, почему вы не сообщили, что больны? — Сано устроился на коленях подле отца.

Старик с закрытыми глазами покачал головой и тонкой рукой отмахнулся от вопроса.

Ответила мать:

— Он не хотел тревожить тебя, Исиро-тян. Да и сегодня ему намного лучше. Скоро он поправится.

Голос и улыбка были безмятежными, но в суровых глазах проступала правда. Увидев на тряпке кровь, мать поспешно спрятала ее под складками кимоно.

— Он показывался доктору? — Жалость к матери почти затмила собственную скорбь Сано.

— Никаких докторов, — проскрежетал отец и закашлялся — к счастью, на этот раз ненадолго. — Уже поздно. Давайте поедим. Ома-э, наш сын не должен уходить голодным.

Мать послушно поднялась и удалилась.

С болью в сердце Сано отметил еще одну зловещую перемену в отце. Раньше старик часто советовался с врачами и пробовал их снадобья, ходил к предсказателям будущего, выясняя, сколько ему осталось жить, обращался и к синтоистским и буддистским монахам, чтобы те в молитвах убедили богов продлить ему годы. Теперь отец принимал болезнь и ее неизбежный результат со стоической отстраненностью. Глаза Сано наполнились горячими слезами. Не желая огорчать родителей, он спрятал лицо во влажную умывальную салфетку, которую подала подоспевшая мать. Не поднял он голову и тогда, когда мать слегка погладила его по руке.

Хана принесла подносы с ужином. Сано и отец ели молча, соблюдая традиционное правило. Сано поразило, как мало стал есть отец и как медленно. Парочка ложек супа, кусочек консервированной редьки, несколько волокон рыбы, крошечный глоток чая. Мать, которая обычно закармливала Сано, на сей раз сосредоточилась на муже в тщетных попытках заставить его съесть побольше. Сано решил поднять тему врачей снова.

Но когда подносы убрали и принесли курительные принадлежности, отец заговорил совсем о другом.

— Я нашел для тебя невесту, Исиро, — сказал он. — Это Икэда Акико, ей девятнадцать лет, за ней приданое в четыре сотни рё.

На лице у Сано не дрогнул ни один мускул. Отец делал от его имени предложения только дочерям богатых самураев и, естественно, получал отказ. Именно поэтому Сано в свои тридцать лет остался несчастным холостяком. Он не хотел перечить отцу, но мысль о том, что грядет очередное унижение, просто убивала.

— Положение Икэда намного выше нашего, ото-сан. Вряд ли они захотят меня в качестве зятя.

— Чепуха! — Восклицание вызвало у отца приступ кашля. — Наш посредник пошлет им подарки и организует миаи. Я уверен, они согласятся. Особенно теперь, когда ты стал ёрики.

«Ёрики или нет, — подумал Сано, — все равно ничего не получится. Скорее всего Икэда вернут подарки с посыльным».

— Да, ото-сан, — согласился Сано, опасаясь, что отец не выдержит спора.

Удовлетворенный, старик взял трубку.

— У тебя хорошо идут дела, сын мой? — Он прикурил от углей из металлической корзинки, затянулся, раскашлялся, сплюнул в носовой платок, который услужливо поднесла мать, и отложил трубку в сторону.

Сано решил не рассказывать ни о выговоре, полученном от судьи Огю, ни о тайном расследовании, ни о враждебности коллег. Вместе этого он описал служебный кабинет и номер в офицерской гостинице, перечислил свои обязанности. Он говорил сдержанно, чтобы не показалось, будто он приукрашивает.