Синее море

К р у м и н ь. Итак, накануне убийства вы исчезаете на два дня и отказываетесь отвечать, где вы были. Вечером в день убийства вы узнаете, что ваш лучший друг связан с контрреволюционной шайкой, которая собирается сегодня ночью в Загородном саду. Вы почему-то остаетесь до утра в Подотделе, объясняя, что у вас были какие-то дела. Не значит ли это, что вы превратили советское учреждение в штаб контриков и ждали там сигнала? Могу я так думать или нет? Как мне поступить с вами?

С е р е ж а. Как вы поступили — арестовать.

К р у м и н ь. Пока я этого не сделал, но разговариваю с вами как следователь. Допустим, я верю вам, что два дня вы пропадали по делам сугубо личным, что о контрреволюционной шайке узнали лишь вчера вечером от вашего Друга Михаила Яловкина и узнали также, что этой ночью состоится сборище этой шайки. Вы отказались участвовать, отвернулись и «промычали». И хотя вам было ясно, что собираются отъявленные контрреволюционеры, вы ничего не сделали, чтобы это предотвратить. Так или нет?

С е р е ж а. Да, так! (Настороженно.) А что я мог сделать?

К р у м и н ь. Не  м о г л и, а  д о л ж н ы  были! Как бы на вашем месте поступил ваш бывший друг Дмитрий Волкович?

С е р е ж а. Не знаю, как бы он поступил.

К р у м и н ь. Лжете! Знаете! Почему вы не позвонили сюда?

С е р е ж а. Но, видите ли… тут… как бы сказать… разные принципы.

К р у м и н ь. Ах да, принципы!

С е р е ж а. Должно быть, вам непонятно. Но меня не этому учил мой отец… и, наверно, дед, и прадед, наверно…

К р у м и н ь. Не кичитесь. Потомственный интеллигент!

С е р е ж а. Я не кичусь, а горжусь этим!

К р у м и н ь. Пустая фанаберия. В другие времена живем.

С е р е ж а. В другие. Согласен. И даже не в те, что год назад. Понемногу начинают понимать, что без интеллигенции далеко не уедешь. И коли старая не годится — новая нужна? А откуда она вырастет?

К р у м и н ь. Не волнуйтесь. Вырастет.

С е р е ж а. На пустом месте ничего не вырастет. Позади сколько накоплено?

К р у м и н ь. Соль земли! Выходит — гладить по головочке каждого контрика, если у него «накоплено»?

С е р е ж а. Я этого не сказал.

К р у м и н ь. А вы не увиливайте, не увиливайте. Отвечайте прямо.

С е р е ж а (хмуро). Я не увиливаю. Я размышляю.

К р у м и н ь. Ох уж мне эти мыслители, философы…

С е р е ж а. Да, я понимаю. Пока что такие, как я, не очень нужны. Иногда даже подозрительны. Но ведь уже наступает завтрашний день! И у него будет совсем другой счет! Вот тогда мне, а не вам по этому счету платить.

К р у м и н ь. Вот как! (Насмешливо.) Значит, я ухожу в прошлое, а вы прокладываете дорогу в будущее?

С е р е ж а. Не прокладываю, но должен быть готов к нему. Требования будут другие.

К р у м и н ь. Отличная мысль! А пока что можно отойти в сторону и не замечать, если рядом совершается преступление против этого самого будущего?

С е р е ж а. Но ведь я пытался объяснить вам, что, например, у вас я служить не могу. Что поделать, если у меня не те моральные принципы?

К р у м и н ь (грохнул кулаком по столу). Чистюля! А вот я проникал в белогвардейские логова, выведывал и доносил! Этой вот рукой самолично расстреливал врагов революции, видел ужас в их глазах, и рука моя не дрогнула ни разу, и на сердце было ясно и чисто! Вот как было в гражданскую!.. Принципы!

С е р е ж а. Но почему вы кричите, если все было так ясно и чисто?

Круминь, не ответив, подошел к окну и разом распахнул обе створки. Донеслись звуки духового оркестра, — очевидно, из городского сада. Сыгрывались, репетировали что-то старое, какой-то вальдтейфелевский вальс, или «Амурские волны», или что-то в этом вкусе.

К р у м и н ь. Свинский городок. И эта музычка.

С е р е ж а. А что?

К р у м и н ь. Вспоминается, знаете, как в саду гуляли офицеришки нашего гарнизона с барышнями и гимназисты вроде вас, а мы, мальчишки из трехклассного городского, выглядывали из-за забора. Дальше нам хода не было.

С е р е ж а. И все-таки детство…

К р у м и н ь. Что?

С е р е ж а. Какое бы ни было, а остается в памяти на всю жизнь.

К р у м и н ь. Может быть, может быть… (Прикрыл окно и повернулся к Сереже.) А ведь я ненамного вас старше, Неховцев, хотя и кажусь почти стариком.

С е р е ж а. Какой вы старик! Класса на два, на три старше.

К р у м и н ь. Вот то-то. Думаете, я один такой?

С е р е ж а. Исторически это уже случалось. При Наполеоне семнадцатилетний Антуан Жюльен был комиссаром революционных войск в Пиренеях.

К р у м и н ь. Я хоть и не Жюльен, но тоже был комиссаром, а вот заниматься в его возрасте прелестями великой русской литературы мне уже не пришлось.

С е р е ж а. Понял.