Синее на золотом

– Я откажусь от всего этого ради любви к вам, – сказал он. – Я знаю, что не могу предложить вам многого. Теперь я вовсе не богат, и я понимаю, что мое прошлое… – он запнулся. – Я мечтаю только об одном: быть там же, где вы, и видеть вас. Больше я ничего у вас не прошу.

Ева, которая успела простудиться, шмыгнула носом. Ей ужасно понравилось, как шевалье объяснялся в любви, и она не сомневалась, что госпожа даст правильный ответ. Франсуа подошел и сказал, что карета готова. Амелия поднялась с места и захлопнула книгу.

– Едем, – сказала она шевалье, улыбнувшись ему. И Ларсак, согнувшись в три погибели и закрывая лицо полой плаща, побежал открывать перед ней дверцу.

Когда карета, на дверцах которой до сих пор оставался герб графа Вурмзера, выезжала из городка, навстречу ей попался отряд гренадеров, тащивший с собой пленника, которого конвоиры щедро угощали пинками. Но Амелия не заметила его, а остальные и вовсе не обратили внимания.

Луи слышал, как уехала карета, но он запретил себе подходить к окну. Адъютант, который писал под его диктовку очередной приказ генералам, выжидательно смотрел на него.

– На чем мы остановились? – наконец спросил Ош.

Адъютант кашлянул.

– Вы начали: «Я требую…» и замолчали.

– А, ну да, – сразу же вспомнил главнокомандующий. – Пиши дальше. «Требую, чтобы ты общался с Вурмзером только посредством пушек и штыков. Нам ни к чему вести с ним переговоры».

Он закончил диктовать приказ, поставил подпись, и тут в комнату заглянул Франсуа.

– Его поймали, – объявил он. – Того, кто хотел отбить пленных. Все остальные погибли, в живых остался только он один. Так что я им займусь.

Однако генерал решил, что разговаривать с пленником будет куда интереснее, чем диктовать очередное указание подчиненным или донесение в Конвент. Луи любил свое дело, но иногда обилие бумажной писанины начинало его раздражать.

– Скажи, чтобы его доставили ко мне, – велел он и потянулся за сургучом.

И через мгновение в комнату ввели того самого самоуверенного полковника, который когда-то в славном городе Вердене хотел его расстрелять, а потом повесить. Кроме того, Луи отлично помнил, что этот самый полковник приходился Амелии родственником. Впрочем, он уже в начале разговора решил, что не даст этому обстоятельству повлиять на его волю.

По лицу Браницкого он видел, что тот совершенно не помнит его, и, когда посторонние удалились из комнаты, все же не удержался от искушения напомнить об их встрече. Поляк поднял голову…

– По-моему, вы теперь жалеете, что вам не удалось меня повесить, – насмешливо заметил генерал.

И тут, что с ним случалось довольно редко, Браницкий весьма энергично выбранился по-польски.

– Боже мой, – сказал он, когда немного успокоился. – И зачем только кузина Амелия вступилась тогда за вас…

– Кажется, вы с ней родственники? – как можно небрежнее спросил Луи.

– Я женат на ее сестре. – Браницкий беспокойно шевельнулся. – Кстати, раз уж вы собираетесь меня расстрелять, я хотел бы написать жене письмо.

– Мне казалось, вы терпеть ее не можете, – напомнил Луи.

– Эта женщина достойна всяческого уважения, – возразил пленник, – и, уж во всяком случае, имеет полное право узнать, что овдовела.

Генерал подвинул к нему лист бумаги и чернильницу.

– Как ее зовут? – внезапно спросил он.

– Шарлотта. Шарлотта-Аделаида-Луиза. Она урожденная фон Мейссен, из старинной и очень хорошей семьи.

Вот оно что. Стало быть, хотя бы о своей девичьей фамилии Амелия сказала правду.

Браницкий начал писать, но его рука замерла над листом бумаги.

– Нет, – неожиданно сказал он, – я не могу. Скажите, генерал… – Он глубоко вздохнул. – Это правда, что она у вас в плену?

– Кто? – удивился Луи.

– Амелия. Я расспрашивал людей… искал ее всюду. Она попала в скверную историю, очень скверную, и все по моей вине.

Он искренне волновался, это было заметно по его лицу. Луи мрачно посмотрел на него.

– Дама, о которой вы говорите, никогда не была у меня в плену, – резко проговорил он. – С чего вы взяли?

– Да? – прошептал Браницкий. – Но тогда… что же я напишу ее сестре? Я был уверен, что она поехала в Труа… а потом знакомый роялист оказался в Труа и по возвращении дал мне знать, что моя кузина туда не приезжала. Я встревожился… Шарлотта слала мне совершенно безумные письма. В голову мне приходило бог знает что… А потом на улице я увидел старуху в ее платье. В том же платье, в котором Амелия была в Вердене… я мог бы узнать его из тысячи.

– Что за старуха?

– Эмма, кажется. Так ее звали. Я думал… может быть, ее ограбили или убили… мою кузину, я хочу сказать. Но все оказалось совсем не так. Она обманула нас, Шарлотту, меня, своих родителей… Она поехала вовсе не в Труа, а в Амьен, потому что там находились люди, из-за которых погиб ее муж.

– Насколько мне известно, ее муж погиб, упав с лошади, – напомнил Луи. Но Браницкий только нетерпеливо отмахнулся.