Дубо прошел к передним спаренным саням и услужливо отбросил покрывало из оленьих шкур. На санях лежала огромная, в два человеческих роста, изогнутая кость. Из глоток хунну вырвался дружный рев изумления, смешанного со страхом: каким же исполином должен быть зверь, у которого такие клыки?!
Ли Лина тоже поразили размеры бивня. И не только размеры. Слоны не были ему в диковину, однако он никогда не предполагал, что они могут жить так далеко на севере, в морозных, заваленных снегами лесах.
— Асо, ты видел этих зверей? — спросил Ли Лин, когда обоз скрылся из виду.
— Нет, но мой отец видел, когда ходил покорять северные страны. Дубо угощали его мясом зверя и говорили, что он живет под землей и редко выходит наверх, потому что боится солнца. А если выходит, то тут же падает мертвым. Свет убивает его сразу, как небесная стрела убивает человека…[84]
В полдень дорогу отряду преградила река, впадавшая в Инйеше. Цвет воды в ней был желтоватый, степной, и он не сразу смешивался со светлой синевой Инйеше, которую вспоили заоблачные ледники и снега Белогорья.
— Это А — бу, — сказал Ли Лину Ант. — Вверх по течению есть паром.
— Дальше, пожалуй, ехать не стоит, — отозвался наместник: — Место мне нравится. Здесь есть все: лес, степь и вода.
— Да, воды даже с избытком. Весной тут случаются сильные разливы, поэтому дворец надо ставить не у самого берега, а подальше — вон на том холме.
Ли Лин и хунну посмотрели туда, куда показывал Ант. На пригорке мышковала лисица. Кто — то из всадников вскинул лук, но Ант успел схватить его за руку:
— Не стреляй, нельзя проливать кровь там, где хочешь поселиться.
Воин недовольно покосился на Анта, но стрелу с тетивы все же снял и сунул обратно в колчан.
Глава 6
Вот уже месяц шло строительство дворца. Десятки бычьих и оленьих упряжек подвозили к А — бу камень, глину и гладко оструганные лиственничные бревна. На холме целыми днями не гасли костры.
Ли Лину срубили неподалеку временное жилье — просторную избу с двускатной крышей и тремя окнами, в которые вместо стекла были вставлены тонкие пластины из прозрачной зеленоватой яшмы. Большая печь излучала мягкое тепло, и Ли Лин долгие вечера просиживал возле нее при светильнике, заполняя свиток за свитком своими наблюдениями. Днем же он либо охотился, либо ездил вместе с Антом в окрестные стойбища.
Поначалу динлины избегали его, а женщины и дети даже побаивались: больше всего их смущали черные глаза и волосы наместника — черный цвет здесь почитался нехорошим признаком. Но с помощью Анта Ли Лину постепенно удалось если не завоевать доверие жителей, то хотя бы убедить их в том, что он не причинит им никакого вреда.
Возвращаясь домой, Ли Лин садился за стол и заносил на шелк все, что узнавал за день. Из этих отрывков получалось что — то вроде жизнеописания парода, почти не известного на юге. Правда, сведения были разрозненные и порой противоречивые, но Ли Лина это не заботило: времени впереди много, и он успеет привести записи в порядок, а потом, если будет угодно судьбе, переправит их Сыма Цяню…
«Люди здесь, — писал Ли Лин, — все высокие, светловолосые и отличаются превосходным сложением: у них понятливые лица и голубые либо зеленые глаза; нос они имеют прямой или орлиный и довольно большую густую бороду. Мужчин много, женщин мало. Нрав этого народа горделивый и упорный. Иногда из-за малейшего оскорбления они бросаются с мечами друг на друга, но прекращают ссору, если вмешается женщина.
Где бы эти люди ни жили, их главным и излюбленным промыслом всегда остается охота и рыбная ловля, которые вполне удовлетворяют их предприимчивой натуре, в высшей степени самостоятельной и благородной. Динлины не выносят деспотизма, но и сами никогда не бывают деспотами ни в семье, ни в кругу своих рабов. Меня удивляет их любовь к детям, которых они, кстати, никогда не бьют. Они умеют весело пить, не делаясь при этом мрачными пьяницами…
Будучи предприимчивыми, как я уже говорил, динлины решаются на все и вступают в борьбу из любви к ней, а не из расчета на прибыль. Умственный кругозор их очень широк, их пожелания и помыслы — смелы, поступки же соответствуют последним. Они требуют уважения к личной свободе и скорее сами стараются не возвыситься, чем унизить других…
Опишу также их одежду и вооружение. Они носят зимой собольи шапки с наушниками, которые связывают тесьмой на затылке, летом же надевают белые валяные шляпы. Носят еще поверх мехов кольчугу весом более двадцати гинов[85] и на ногах наборные латы из железных или деревянных щитков, прикрывающих только голени. Несмотря на столь тяжелое вооружение, они со щитом в одной руке, с луком в другой и с мечом у пояса могут очень быстро ходить по горам. Зимой они всё от мала до велика пользуются деревянными конями[86]. При ходьбе опираются на клюки, а когда спускаются с гор, так стремительно несутся, точно летят.
Динлины, как никто из людей, выносливы к смерти и ранам. Я видел своими глазами: на охоте вепрь распорол живот мальчику. Мальчик лежал на снегу и, умирая, не издал ни одного стона…