— Вот такие мечи мы будем ковать отныне, — сказал Анту Артай, и в голосе его прозвучала гордость. — Такие же мечи получат и хунну, но… — тут оружейник усмехнулся, — с небольшим изъяном: их клинки через полгода смогут рубить разве что трухлявые дрова…
Артай остановился, не договорив: со стороны санной дороги, которая вела в городище, послышались сердитые голоса.
— Кого — то задержали дозорные, — вслух подумал Артай.
И верно, через минуту из леса вышли двое лыжников, за ними ехал хуннуский всадник. Увидев Анта, он направил коня к нему, но Артай загородил дорогу:
- А ну слезай! Ты, видно, забыл, что находишься в присутствии асо?
— Хунну привык говорить со всяким, стоя на шести ногах, — заносчиво ответил всадник. Язык динлинов он знал довольно хорошо.
— Сойди с коня — тихо повторил Артай, — иначе ты не устоишь и на своих двоих.
— С дороги, подлый раб! — взревел всадник, и в воздухе свистнула плеть.
— Вот ты как!
Уклонившись от удара, Артай схватил коня за передние ноги, поднял на дыбы и с силой рванул в сторону. Конь рухнул в снег, придавив собой всадника. Тот истошно закричал. Свободная нога его судорожно дергалась в воздухе.
— Совсем как кузнечик — сказал кто — то, и все вокруг засмеялись.
— Помогите ему подняться, — приказал Ант, — да больше не трогайте. — И когда воина вызволили, спросил: — Зачем ты здесь и почему ведешь себя неуважительно?
— Сегодня же баш Ой-Барс узнает все, — вместо ответа пригрозил хунну, потирая ушибленную ногу.
— Зачем ты здесь?
— Меня прислал джуки — князь. Он просил немедленно приехать к нему в А — бу.
— Что-нибудь случилось?
— Да. Ваши поселяне прогнали отовсюду тархана, сборщика податей. — Последние слова хунну произнес по — тюркски, потом добавил, подумав: — Они еще поплатятся за это.
Глаза Анта потемнели от гнева, но он сдержался.
— Скажи Ли Лину, что я приеду завтра. А теперь уноси ноги. Быстро!
Хунну не заставил себя упрашивать, и скоро топот его коня
затих в белом безмолвном лесу.
Глава 8
Оленья упряжка — шестерик бежала по накатанной дороге. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было только, как дышат олени да изредка вздыхает снег, сползающий с еловых лап.
Вровень с санями над чеканными зубьями елей неустанно скользила луна. Ее морозный дымчатый свет струился над лесными полями, высекал бесчисленные разноцветные искры из придорожных сугробов й серебрил снеговую пыль, летевшую из-под копыт упряжки.
Ант и Чагар — оба в медвежьих шубах и валяных теплых сапогах — сидели в санках, борясь с дремотой. Путь они проделали немалый, и в самый короткий срок. Ант спешил, и Чагару приходилось урезать отдых оленям на каждой пропышке[90]. Хорошо еще, что не было пурги и ехать приходилось не по целине… Под утро копыта упряжки застучали как — то особенно звонко, и Ант понял, что они выехали на реку. Отсюда до А — бу, где стоял дворец Ли Лина, оставалось уже немного…
В хуннуском становище, несмотря на ранний час, уже горели костры — степняки всегда встают до солнца. Вокруг лагеря бродили кони, добывая себе из-под наста прошлогоднюю траву.
«Посмотрим, что станут делать хунну, когда лягут настоящие снега», — не без злорадства подумал Ант.
Возле избы Ли Лина он скинул с плеч шубу и сказал Чагару:
— Ступай к нашим. Поспи. Будешь нужен, позову.
По невысокому крыльцу Ант поднялся к порогу и толкнул мерзлую дверь. Наместник сидел за столом и что — то писал. Он, видимо, еще не ложился. В избе было чадно от светильного жира, пахло мездрой и смольем.
— Простите, князь, что потревожил вас так рано, — заговорил Ант, снимая рукавицы и шапку. — Но я увидел свет в вашем окне…
— Рад тебя видеть, асо. Проходи и садись вот сюда, поближе к теплу.
— Я лучше постою — затекли ноги. — Ант помолчал, не зная с чего начать, затем в упор спросил: — О каких податях говорил ваш посыльный? Ведь шаньюй обязал меня платить дань только оружием.
— Не только, асо, не только. — Ли Лин поднялся и неслышными шагами прошел к стене, возле которой стояла резная кипарисовая шкатулка. Потом он вернулся и протянул Анту кусок замши: — Я получил это перед самым отъездом. Читай вот здесь.
— «Повелеваю также, — вслух прочел Ант указанную строчку, — собрать к весне с покоренных динлинов сто гинов золота, триста гинов серебра и четыре тысячи шкурок черного соболя…»
Внизу была оттиснута печать шаньюя.
— Выходит, он обманул меня?! — Ант в бешенстве швырнул кожаный лоскут на пол и наступил на него ногой.
Ли Лин сочувственно пошевелил губами:
— Я думаю, асо, у шаньюя не было другого выхода. Если бы он сказал тебе об этом заранее, ты бы не принял титула и отказался поехать на родину…
Умные глаза наместника смотрели печально, и под этим взглядом Анту стало досадно за свою несдержанность.
«Что толку, — подумал он, — топтать кусок кожи. Ведь ты догадывался, что шаньюй рано или поздно затянет аркан на твоей шее. Он знает: народ будет возмущен поборами и это возмущение обернется против тебя, асо. И тогда ты, удерживая власть, позовешь на помощь хунну…»
Словно подслушав мысли Анта, Ли Лин сказал: