СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО

- Не думай, князь, что отсылаю тебя из Орды, – сказал как-то шаньюй. – Просто там на время нужен человек, который сумеет наладить железодельни и кузницы. Нам не хватает оружия, а такого оружия, как в Хягасе, нет даже у хорезмийцев. Но динлины упрямы, своенравны и больше всего в жизни ценят свободу. Они боятся попасть в неволю, но не боятся смерти. – Шаньюй прикрыл глаза, словно что-то припоминая, потом продолжал: – В последний раз, когда я ходил за Белые горы, мы встретили неожиданно стойкий отпор. Окруженные со всех сторон, динлины бросались на копья как безумные. Но их храбрость я не ставлю ни во что. В таком случае лесного буйвола пришлось бы признать величайшим батуром: ведь бесстрашнее и сильнее его нет никого на свете. Однако при умелой облаве и он бывает поверженным. Динлины – дети с телами исполинов, – с презрительной усмешкой добавил шаньюй.

Ли Лин слушал его внимательно, затем сказал:

- Я счастлив, государь, оказанным мне доверием. Но я почти ничего не смыслю в оружейном деле.

- Об этом не беспокойся. У тебя будет хороший помощник. В стране динлинов он считался лучшим бедизчи[67]. Кроме того, с тобой поедет твой слуга. Он сын родовитого кагана, и я намерен сделать его вождем. Конечно, за его спиной будешь стоять ты. Но динлины пусть думают, что ими правит соплеменник...

На этом разговор был закончен. И хотя все складывалось неожиданно хорошо, Ли Лин испытывал тревогу и беспокойство. Ибо, как гласит старая пословица, человеку так же опасно возвыситься, как свинье разжиреть: он может сразу же угодить под нож. Уж не по этой ли причине шаньюй отсылает его подальше, чтобы уберечь от зависти и мести своих каганов? В последнее время Ли Лин не раз ловил на себе косые взгляды. Один только Ильменгир был с ним по-прежнему ласков и ровен в обращении. Они проводили вместе долгие часы, беседуя о самых разных вещах, и Ли Лин часто поражался широте интересов советника. Иногда при их разговорах присутствовал и шаньюй.

Однажды Ильменгир вдруг заговорил об учении Будды.

- Меня оно не прельщает, – равнодушно заметил шаньюй. – Потому что не может ответить на вопрос: зачем живет человек? Наш бог – Суулдэ, и он лучше Будды. Когда мы уходим на Небо, он берет нас в свое войско, и мы продолжаем жить так же, как живем здесь. Удовольствия воина в битвах и пирах, смысл жизни хунну в том, чтобы быть на земле властелином.

- Ты прав, шаньюй, отец победы! – воскликнул Ильменгир. – Горе не удовольствиям, а слабым и безвольным!..

«Каким был мой младший брат», – про себя добавил шаньюй, и взгляд его подернулся туманом. Проклятое сердце до сих пор цепко хранит все, что было связано с Атакамом.

Когда шаньюй еще не был шаньюем и страной правил Атакам, между братьями часто вспыхивали ссоры. Одна из них врезалась в память особенно отчетливо. Атакам вызвал его к себе в Орду и стал упрекать в жестокости.

«Ты залил кровью все Черные горы, – гневно говорил Атакам. – Там, где ступают твои кожи, земля не родит ни травы, ни злака. Ты восстановил против нас все окрестные племена, из–за тебя мои воины вот уже третий год не снимают лат. Поклянись, что ты не будешь вести войн без моего позволения, –и я отдам тебе половину царства!»

«Половины мне мало!» – дерзко ответил старший брат»

«Тогда я велю казнить тебя!»

«Не посмеешь. Для этого ты слишком любишь меня. А главное – ты боишься крови, как беременная женщина. На, попробуй!» – И он протянул брату свой охотничий нож.

Атакам отшатнулся, в глазах его было смятение и гадливость...

Шаньюя вернул из воспоминаний грохот барабанов и тревожные крики за стеной шатра.

- Неужели началось? – сказал шаньюй.

И его догадку подтвердил сотник, вошедший в шатер:

- Китайцы выступили из крепости!

...В то утро по приказу Ли Гуан–ли во дворце собрались вельможи и военачальники. На князе были походные латы и шлем с черным султаном.

- Я буду краток, – начал князь. – Провиант в крепости кончился, и мы сегодня выступаем. Лучше умереть в бою, чем от голода...

* * *

Первое столкновение не принесло победы ни той, ни другой стороне. Бой длился до позднего вечера и затих с наступлением темноты.

В хуннуском стане, как обычно, полыхали бесчисленные костры; противный же лагерь тонул во мраке – очевидно, китайцам нечего было ни варить, ни жарить.

- Они вошью обедают, а ножку на ужин оставляют, – зубоскалили воины.

В шатре шаньюя шел военный совет. По левую руку от Грозы Вселенной, на подушке пониже, сидел Западный джуки–князь Ли Лин. Каганы исподтишка бросали на него ненавидящие взгляды. Зависть и обида клокотали в них, как ядовитая вода из соляных затхлых озер. Недавний враг, вчерашний пленный сидел сейчас рядом с шаньюем, а они, носители самых знатных имен, оставались в тени, словно худородные пастухи.

Каждый из каганов в душе вынянчивал мысль о мятеже, который он поднимет, возвратясь в родной улус. Но мысль эта была подобна хилому и трусливому ребенку.