- Это сделаешь ты. Вначале я хотел, чтобы его получили те, у кого на руках больше колец храбрости[98]. Но это не совсем справедливо.
- Не справедливо? – искренне удивился Артай.
- Да, мы обидим молодых. Ведь в их жизни было меньше случаев отличиться. Поэтому пусть удача решается жребием. Отряды уже разбиты на сотни. Проследи, чтобы каждой из них оружия досталось поровну.
- Хорошо, Ант. Прежде чем уйти, мне нужно сказать тебе...– Артай закашлялся и повертел в пальцах мусат, узкий точильный брусок, висевший у пояса. – Правда, толковать об этом вроде и не время, но...
Ант поднял на побратима усталый взгляд и коротко докончил:
- Ты хочешь жениться.
- Да. Мы с Альмагуль просим твоего позволения.
Асо засмеялся и обнял смущенного воина:
- Конечно, я рад, Артай. Кто может пожелать своей сестре лучшего мужа? Но свадьбу придется справить позднее: для веселья сейчас слишком невеселые времена. Я думаю, вы оба не обидитесь, если мы выпьем за ваше счастье пока что вдвоем с тобою. Зови мать и сестру. И клянусь тенью отца: свадебный пир у вас будет на славу, дай только прежде накормить досыта прожорливых гостей из степи, набить им глотки острым железом, посоленным их собственной кровью...
Последние слова асо говорил почти шепотом, но ненависти в них было больше, чем в яростном крике. И Артай подумал, что сердце его побратима напоминает сейчас металл, кипящий в плавильной печи. Несколько лишних мгновений –и он, не найдя выхода, взорвет стенки горна или сам превратится в порошок. И пусть Угабар был не прав, ускорив события своим необдуманным поступком, – все равно он совершил нужное дело, ибо даже огнестойкая оболочка не может быть вечной.
Глава 14
- Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят! – Нахохлившись, как коршун, шаньюй сидел на коне и пересчитывал бунчуки проходивших мимо сотен. С белогорий дул холодный ветер, высекая из глаз слезу и ероша огненный мех на лисьем малахае хуннуского владыки. Плащ из грубой верблюжьей шерсти ниспадал с плеч шаньюя ниже конского брюха. По подолу плаща, словно бубенцы шаманской шубы, висели прошлогодние репейники. Рядом с шаньюем, тоже верхами, стояли Ли Лин и Ильменгир.
Они искоса поглядывали на неподвижное лицо владыки, стараясь проникнуть в его мысли. Мрачная отчужденность и молчаливость шаньюя беспокоили особенно Ли Лина. Правда, шаньюй ни словом, ни намеком не упрекнул джуки-князя, да и в чем было упрекать? Разве мыслимо держать в повиновении враждебную страну, имея под рукой всего тысячу солдат?
Ведь шаньюй и сам не рассчитывал на мир, когда велел передать Анту Бельгутаю свой приказ о выплате дани. Может быть, на него подействовали наветы и сплетни, которые привез Этрук? «Неужели он перестал доверять мне?» – думал Ли Лин, тревожась все больше.
И тут шаньюй, словно почувствовав волнение наместника, повернулся к нему:
- Я слышал, князь, ты свел дружбу с динлинами. Это правда, что они звали тебя на свои праздники и пиры? – Зеленые глаза шаньюя уперлись в лицо Ли Лина, как два копья.
Наместник призвал все свое мужество, чтобы не отвести взгляда.
- Да, – сказал он. – Я бывал в гостях у динлинов.
- Но говорят, ты искал дружбы даже в домах простых охотников и пастухов?
- И это правда. Ибо хороший правитель должен знать обычаи и нрав народа, над которым он поставлен. Так я думал.
– Возможно, ты думал правильно, – поигрывая камчой, заговорил шаньюй. – Ты изучал народ и завтра будешь с ним воевать. Я хочу, чтобы вы с гудухэу после разгрома динлинов возглавили арканные сотни[99]. Они пройдут по стране, как степной пожар, и выжгут ее дотла, не оставив ни одного колоса. Женщин мы уведем в Орду, мужчин и мальчиков истребим без пощады. Уцелевшие же пусть сидят в лесах и платят дань, а на равнинах я поселю хунну... Но ты, князь, чем-то недоволен?
Ли Лин покачал головой:
- Я выполню и этот твой приказ, государь, хотя мне он не по душе.
- Чем же?
- Если вы собираетесь оставить меня наместником динлинов, то я не должен возглавлять арканные сотни.
Он прав, шаньюй, – вдруг вмешался Ильменгир, молчавший до сих пор. – Как человек дальновидный, ты, конечно, понимаешь, что наместнику не следует участвовать в резне. Ведь ему придется жить с динлинами бок о бок. Подумай, как плохо было бы нам среди нашего народа, если бы люди ненавидели нас. Не ты ли сам говорил: «Власть должна быть, как лапа тигра, – мягкой, но сильной. И показывать когти только в случае нужды»? Это мудрые слова.
Шаньюй молчал. Он не мог вспомнить, говорил ли что – либо похожее Ильменгиру, но мысль ему нравилась. Тяжелые складки сбежали со лба владыки, и он сказал:
- Ладно. Динлины еще не разбиты, и толковать об этом рано.