Синее золото

«Автомат», — вспомнила она слова друзей и опустила глаза.

Зажигалка опять потухла, и она в полной темноте прошла мимо Воронова.

— Ай, — услышала Таня глухое восклицание за собой, кто-то упал и одновременно сзади раздался выстрел. Юбка хлестнула по ногам — пуля пробила ее.

— Крикнешь, убью, — услышала она за собой голос Воронова. Петр разжал руку, и она почувствовала, как мокрый нож слегка царапнул ее запястье и разрезал веревку, связывающую ей руки.

Воронов ударил Хилидзе ножом в бок. Грузин, падая без чувств, машинально спустил курок револьвера и чуть не подстрелил Таню.

— Вот, Татьяна Николаевна, — Воронов сунул в ее руку револьвер. — Стойте тут, чтобы этот не двигался. А я сейчас.

С быстротой молодого юнги он бросился к крыльцу, где стрелял пулемет.

— Прекратить стрельбу, — приказал он. — Кто слово скажет, убью.

— Да что вы, товарищ, ведь бандиты…

— Я тебе покажу бандиты. Слушайся, а то…

Пулемет затих, и точно по сговору прекратилась стрельба из темноты. Таня еще не понимала, что из пленницы она стала госпожой положения.

— Держи свечу, — властно распоряжался Воронов, сунув кому-то в темноте свечку.

Он чиркнул свечу, и Таня увидела его напряженное лицо — казалось, каждый мускул стремился к одной цели.

— Татьяна Николаевна, зовите их сюда, да скорее, медлить нельзя.

Тане не надо было повторять. Отобрав от Петра револьвер и быстро молча обшарив его, она уже стояла на крыльце рядом с Вороновым.

— Спасибо, я давно верила, что вы должны проснуться, — она быстрым движением пожала ему руку выше кисти и свистнула каким-то особым свистом.

Справа из-за угла сейчас же раздался ответ. Тогда Таня крикнула:

— Носов, скорее сюда.

Но первый, кого она увидела, был не человек, а собака. Шарик, немного прихрамывая на раненую ногу, быстро взбежал по ступенькам крыльца и лизнул ей руку.

Потом она рассмотрела две человеческие фигуры, осторожно приближающиеся к крыльцу.

— Татьяна Николаевна? — окрикнули ее, и она узнала голос Носова.

— Да, да, друг, торопитесь. Я здесь хозяйка, а это у нас новый помощник. Скорей сюда, никто не тронет.

— Воронов, отберите у них оружие, — сухо приказала она.

— Первый, кто тронется с места, будет застрелен, — бросила она милиционерам, которые столпились в коридоре с карабинами в руках.

Но Воронов, предупредив ее распоряжение, быстро отбирал ружья у людей, бледные и испуганные лица которых тускло освещала мерцающая свечка.

— Что же это такое, что же будет? — прошептал кто-то из них.

Носов и генерал быстро взбежали по лестнице. Лапти делали их походку почти бесшумной.

— Здравствуй, Таня, где встретились, — приветливо бросил генерал. — Что же ждать, идем скорей. Туфельки-то у тебя, вероятно, не лесные, — промочишь, шагая по мху.

— Подождите, дорогой друг, а камень, а золото, что же с пустыми-то руками уходить?

— Камень не знаю где, а вот золото здесь, в этой комнате, только ключа нет, надо дверь ломать, — сказал Воронов.

Генерал снизу вверх посмотрел на гиганта, стоящего, рядом с револьвером в руке, и вопросительно тронул Таню за рукав.

— Да, да, я Воронову обязана жизнью. Он пойдет с нами, он понял все.

— Под твою ответственность.

— Да, да, будьте покойны. Он нам будет полезен и нужен.

— А ну, Василий, вон эту дверь, — приказал генерал.

Василий ударил обухом топора по двери, но она не поддавалась — была сделана специально для комнаты с золотом.

— Подержите-ка, Татьяна Николаевна, — передал Воронов Тане револьвер. — А ты сбегай в кладовку за ломом, — приказал он Петру, который стоял у стены и все еще дрожал.

Он был рад что-то исполнять и быстро побежал по коридору. Через минуту в руках Воронова был почти пудовый лом. Он взял его как перышко и так ударил в дверь, что задрожали стены. После нескольких ударов вход в золотую комнату был открыт.

— Василий, позови свободных людей, каждый возьмет фунта по четыре золота, не больше, иначе будет тяжело, — приказал генерал.

— А вы, ребята, смотрите, как мы от советских бандитов народное добро отбираем, — продолжал он, обращаясь к солдатам, которые молча стояли с видом арестованных.

Дальше за ними, у лестницы, раскинув руки, в луже крови лежал Хилидзе. Время от времени он хрипел. Две свечки, все время задуваемые сквозняком, колебали тени на напряженных лицах людей.

На улице у крыльца раздавался сдержанный шепот. Жители Отрадного, разбуженные выстрелами, сходились к дому управления.

В это время на крыльцо быстро вбежал Паркер и поспешно прошел в коридор. Он был без шапки и под пиджаком виднелась пижама. Свет свечи заколебался в его очках и блеснул по их золотой оправе, по его взволнованному лицу. На его щеках подергивались мускулы.

Паркер быстро окинул всех взором и, увидав в руке Тани парабеллум, неожиданно для себя успокоился. Точно так и надо было, и в этом не было ничего удивительного. Он заметил лежащего Хилидзе, узнал его, но как-то не заинтересовался им. Наоборот, Воронов, стоявший с ломом в руке, привлек ого внимание.

«Как же мне раньше в голову не приходило, что он ее сообщник? Какая выдержка», — пронеслось у него в голове.

Не успел Паркер открыть рта, как Таня сухо спросила по-русски: