Синее золото

Верно, Марион уже не единожды замечала следы и вырытые ямы неподалёку от дома. Её уверили, что днем кабаны вряд ли подойдут к жилищу человека, но всё равно было как-то не по себе.

– И что, ты собрался их всех перестрелять?

– Нет, припугнуть. Можно?

Поняв, что он спрашивает вовсе не разрешения пугать кабанов, а всего лишь хочет сесть рядом, Марион подвинулась.

– И как? Припугнул?

– Не успел.

– Жаль, – она, отбросив приличия, поднесла бутылку к губам и отпила прямо из горлышка – уж в присутствии итальянца можно было не бояться условностей. А потом жестом предложила вина Фабио.

– Кислятина! – отхлебнув, скривился тот, краем глаза наблюдая, как Марион расстёгивает ремешки на босоножках с высоким каблуком, и с наслаждением скидывает их с ног.

– Шабли Гран Крю! – возмутилась в ответ она, но про себя усмехнулась, вспомнив озадаченное лицо Обена, оставленного за столиком ресторана под открытым небом, когда она мстительно захватила с собой початую бутылку, за которую француз, пытавшийся произвести впечатление, выложил кругленькую сумму.

Итальянец же, противореча своей оценке, только сильнее приложился к вину. Марион вдруг осознала, что с памятного момента знакомства ни разу не видела его в подпитии, а в компании с бутылкой и вовсе узрела впервые. Фабио вкалывал, не разгибая спины – на разваливающейся в буквальном смысле слова ферме что-нибудь постоянно нуждалось в ремонте. Он то не вылезал из гаража, закопавшись в двигатель единственного трактора, которому давно пора было на покой, то чинил покосившиеся настилы для сушки, то заделывал дыры в прохудившейся крыше, то ездил в Моден или Карпантра с поручениями.

И Марион вдруг поняла, что присутствие итальянца уже не вызывало в ней раздражения. Оно незаметно стало каким-то привычным – ведь столько дел было сделано за эти дни бок о бок, столько совместных поездок в салоне трясущегося грузовичка предпринято… Она неожиданно для себя осознала, что не пытается держать Фабио на расстоянии, как любого другого мужчину. Что не чувствует дискомфорта, когда он вот так, как сейчас, брякнувшись на ступени крыльца, нарушает её личное пространство. Более того, ей вдруг необъяснимо для себя самой захотелось придвинуться поближе, устало опустить голову на плечо мужчины, тепло тела которого она кожей ощущала даже на небольшом расстоянии, их разделявшем. Ведь с ним было так... просто. Надёжно. В нём не было ни капли снобизма и напускной учтивости, к которым она так привыкла в Лондоне, или слащавого самолюбования, в котором она сегодня чуть не захлебнулась на встрече с Обеном. Определённо стоило туда сходить, хотя бы ради этого ощущения контраста, которое её сейчас посетило! А ещё с Фабио не надо было «держать лицо», можно было оставаться самой собой. Быть резкой, порывистой, честной. Если смеяться, то в голос, если ругаться, то не выбирая выражений...

– А вы, правда, художник? – прервал он её размышления о своей персоне.

Ну вот, стоило ей случайно обмолвиться Бертрану об учёбе в Париже, и вся округа в курсе! Марион тихо рассмеялась.

– Правда.

– Что, и меня сможете нарисовать? – Этот вопрос задавал каждый второй, узнав о её дипломе художника.

– Смогу.

«Но не буду», – добавила она мысленно, припоминая, как не раз неосознанно останавливала взгляд на его фигуре, когда итальянец, занимаясь своей повседневной работой, не обращал на это внимания. На роль натурщика он подходил не хуже своего французского «конкурента», обладая внешностью, возможно, не такой аристократичной, но уж точно не менее харизматичной.

– Не представляю вас со всеми этими штуками.

– Да я и сама уже не представляю. Не помню, сколько лет не брала в руки кисти, – Марион на миг замолчала, вглядываясь в ночное небо, но видя перед глазами совсем не россыпь звёзд. – Когда человек, чей образ просматривается на всех твоих работах, втаптывает в грязь как твоё творчество, так и тебя саму... не очень-то хочется продолжать, – наверное, это выпитое вино, теплом разлившееся по всему телу и слегка затуманившее голову, позволило ей так легко выболтать то, о чём она избегала не то что говорить все последние годы, но и просто вспоминать.

– Кстати, босс, вы всё ещё должны мне кофе, – заявил Фабио, когда возникшая после её внезапных откровений пауза затянулась, а сама Марион поёжилась от дохнувшего прохладой ночного ветерка. Да и кофеварка теперь в её доме имелась...

Марион без колебаний вложила свою руку в протянутую ладонь итальянца и поднялась со ступеней следом за ним, поймав на себе долгий взгляд с отсветами фонаря в тёмной глубине и не отведя своего. Поняла, что её совершенно не радует перспектива остаться сейчас одной. Возможно, сказалось напряжение прошлых дней, и ей попросту хотелось обыкновенного человеческого участия, нужно было с кем-то поговорить. А может, просто не хотелось, чтобы Фабио уходил...

***

Шум подъехавшего к дому грузовичка разбудил Марион раньше обычного. Почувствовав неладное, она натянула дежурные футболку с джинсами и выбежала навстречу посетителям.

– Плохие новости, босс.

– Что случилось?