Гудок эхом разнесся над водной гладью, будто брачный призыв чудовищного селезня. Флотилия мигом подхватила сигнал: крики голодных чаек потонули в разразившейся какофонии ответных звуков. Сотни зевак приникли к окулярам биноклей и видоискателям фотоаппаратов. На всех судах пассажиры разом устремились к одному борту, создавая опасный крен. Гости «Непентес» смели остатки еды и, прихватив бокалы шампанского, единым потоком вылились на палубу. Прикрывая глаза ладонями, они всматривались, как перистые облачка брызг принимают форму петушиных хвостов. Ветер доносил звук, похожий на гудение потревоженного пчелиного улья.
В сотне футах над «Непентес» кружил вертолет. В его салоне коренастый итальянский фотограф по имени Карло Поцци похлопал пилота по плечу и указал на северо-запад. В сторону флотилии двигались две пенные борозды. Проверив страховку, Поцци одной ногой ступил на полозья и водрузил на плечо пятидесятифунтовую телекамеру. Наученный опытом, он пригнулся под сильным ветром и нацелил сверхмощные линзы на приближающиеся параллельные линии. Повел объективом вправо и влево, давая зрителям по всему миру разглядеть десяток взрезающих волны гоночных судов. Затем сфокусировался на двух ведущих бортах в четверти мили от основной группы.
Сорокафутовый катер приподнятым носом рассекал шапки пены на гребнях волн. Ярко-красный, как пожарная машина, он словно пытался вырваться из оков гравитации. Идущий за ним в сотне ярдов соперник сверкал, как золотой самородок. Оба напоминали скорее звездные истребители, чем морские суда. По бокам к плоским палубам крепились похожие на торпеды выступы-спонсоны. Отсек двигателя накрывали аэродинамические крылья. В двух третях от двойных заостренных носов помещались фонари кабин, как у самолетов типа «F-16».
Под правым фонарем красного катера сидел Курт Остин. Загорелый, решительный, он стойко переносил удары о твердую, словно бетон, воду. (В отличие от сухопутных транспортных средств у морских судов нет амортизаторов.) Каждый удар сотрясал композитный корпус из кевлара и карбона, зубодробительной волной проходя по телу Остина. Несмотря на мощное телосложение — широкие плечи, накачанные бицепсы, двести фунтов веса — и ремни безопасности с пятиточечным креплением, Курт ощущал себя как баскетбольный мяч в руках Майкла Джордана.
Всю, до последней капли, силу здоровяк Остин направил на то, чтобы руками удерживать в нужном положении триммеры и рукоятки дроссельной заслонки, а левой ногой — педаль, контролирующую давление в могучих сдвоенных турбодвигателях.
Под левым колпаком, сгорбившись, сидел Хосе Джо Завала. Затянутыми в перчатки руками он крепко вцепился в черный руль, настолько маленький, что с его помощью, казалось, невозможно править таким катером. Хосе чувствовал себя больше стрелком, нежели водителем. Сжав губы в плотную линию, он следил за морем — не поднимется ли ветер, не изменится ли высота волн. Обычно веселые, темно-карие глаза остекленели. Качка лишь добавляла проблем. И если Остин чувствовал удары о воду, в прямом смысле, задом, то у Завалы страдали главным образом руки.
— С какой скоростью идем? — пролаял Остин в микрофон рации.
Завала глянул на электронный спидометр.
— Сто двадцать две. — Его взгляд сместился на экран GPS- навигатора. — Курс держим.
Сверившись с часами, Остин посмотрел на таблицу у правого бедра. Стошестидесятимильная гонка началась у берега Сан-Диего, сделала два крутых поворота у острова Святой Каталины и вот вывела участников на финишный отрезок. Вдоль всей дистанции зрители на пляжах с замиранием сердца следили за окончанием соревнования. С минуты на минуту пилоты гоночных катеров выйдут на финальный поворот.
Прищурившись, Остин сквозь забрызганное стекло фонаря увидел справа вертикальную линию, вторую... Яхтенные мачты! Зрители на своих судах выстроились в широкую полосу на открытой воде. Ждут. Миновав их, гонщики окажутся у поворотного бакена береговой охраны, и дальше — последний круг. Быстро обернувшись направо, Остин заметил отраженный в золоте солнечный свет.
— Ускоряюсь до ста тридцати, — сказал Остин.
Судя по тому, как трясло руль, высота волн росла. На воде появились белые прожилки, значит, поднимается ветер.
— Может, не стоит? — перекрывая шум двигателей, крикнул Завала. — На воде рябь. А где Али-Баба?
— Считай, у нас в кармане!
— Он псих, если сейчас пойдет на обгон. Ему же лучше, если сдастся и позволит нам победить. Море и ветер слишком непредсказуемы.
— Али не любит проигрывать.
Завала фыркнул.
— Ладно, прибавь скорости до ста двадцати пяти. Может, он и отступит.
Кончиками пальцев Остин перевел рычаги газа в нужное положение и ощутил, как набирают мощь двигатели.
Спустя мгновение Завала доложил:
— Сто двадцать семь. Идем неплохо.