В дни выхода второго фильма по похожему принципу «меньшего зла» в Нью-Йорке избрали мэром «товарища Билла». Он выступает не только за бесплатную медицину, но и за бесплатные детские сады + строительство городом дешевого народного жилья, которое должно быть выключено из коммерческого оборота недвижимости. Еще летом его винтили на акции против закрытия больниц, и вот он уже мэр «Большого яблока». Системный результат внесистемного «Оккупая» после 21 года власти республиканцев в главном американском городе.
Благая (но истинная ли?) весть: у мирового пролетариата есть тайные союзники в самом сердце угнетающей их системы, они недовольны и готовы (никто не знает, насколько долго) участвовать в заговоре и бунте против собственных хозяев.
В нолановском «Бэтмене» именно такие герои, перешедшие на сторону Бэйна, показаны с предельным отвращением. Но «Голодные игры» – это «Бэтмен» наоборот: у положительных героев-заговорщиков как раз идеология Бэйна слово в слово. Это взгляд с другой стороны, ставящий мировое господство WASP-элиты под сомнение.
Звездность
Зачем революции «звезды»? А тем более «звезды шоу». Нет ли гротеска в том, что восстание поднимают именно они, а не какие-то профессиональные борцы, которых в фильме нет вообще? Не лучше ли восставшим иметь программу расширения равенства и бороться за нее безо всяких там «звезд»?
Пока общество остается классовым, иерархическим, зависимым от медиа, спектакулярным и недемократичным, психика большинства людей с железной неизбежностью будет нуждаться в «звездах», «моделях» и «иконах», в том числе и в «звездах протеста». Сама экономика желаний людей в таком обществе, организация их эмоций начиная с детства требует «звезд», без которых они не могут пережить политической мобилизации и выйти за пределы частного существования людей-функций.
Люди, не нуждающиеся в «звездах», могут возникнуть только ПОСЛЕ, а не ДО большой революции. Конечно, человек, выбравший путь сознательной борьбы, становится свободнее от спектакля и ироничнее относится к «звездам», но это всегда лишь «отчасти» и всегда касается лишь меньшинства. Поэтому любая революция будет искать и порождать собственных «звезд» и «живых идолов».
Я существую постольку, поскольку меня снимают и показывают, а не наоборот. Спектакль позднего капитализма – это массовое пристрастие «ебашить лук». Но именно в точке своей тотальной победы спектакль диалектически выворачивается наизнанку. Каждый человек получает возможность стать не только потребителем, но и источником зрелища с собственным сколь угодно радикальным сценарием. Так общество спектакля и одномерных зрителей, окончательно победив, перестает соответствовать своему классическому описанию, данному левыми меланхоликами в 1960-х, и поворачивается к нам своей другой, непредсказуемо-революционной стороной.
Нормализация
Как только у американского среднего класса начинаются проблемы с ипотекой и оплатой колледжа, он сразу же с гораздо большим сочувствием начинает относиться к шахтерам и пекарям, а также к «людям третьего мира», о которых пишет проникновенные книги модная левая журналистка Наоми Кляйн. К тому большинству человечества, для которого, как метко подметил историк Хобсбаум, средневековье закончилось только в 1950-х годах.
В третьем фильме героиня узнает, что бунтарский дистрикт не уничтожен, но живет автономно, порвав с властью Капитолия. Там собираются все недовольные. Они готовят мировую освободительную войну. Но в следующих фильмах неизбежно и снижение слишком радикального пафоса, как это уже было в продолжениях «Матрицы».
К идее «не все представители элиты одинаково плохи для народа» добавится и другая – цель мировой революции уже достигнута. Этой целью является нынешнее положение американского среднего класса – домик, машина и пара детей, свобода проявлять себя в потреблении и относительная безопасность, а вовсе не другой мир новых отношений. Правда, чтобы обеспечить такое положение всем нынешним землянам, понадобилось бы семь таких планет, как Земля, либо небывалый технологический прорыв, принципиально не совместимый с сохранением капитализма.