Марксизм начинался как критика утопии. Он антиутопичен с самого своего старта. Скайнету не отменить биологического человека, а человеку не создать более совершенную форму разума и не избавиться от собственной природы, по крайней мере, пока существует капитализм. Вместо всего этого произойдут другие, гораздо более интересные события. Готовы ли мы участвовать в их подготовке или нас устроит место в зрительном зале? Будем ли мы просто смотреть фильм или организуем события, которые гораздо интереснее любого фильма?
Впрочем, чтобы вернуть себе чувство опасности будущего и не быть слишком самоуверенными, мы можем вообразить программиста, который, повторяя библейский акт творения Адама, «заражает» умную машину инстинктом жизни, делает ее нашим непосредственным конкурентом. Возможно, это психологическое уподобление людям понадобится для решения роботом конкретных задач. Точно так же мы можем вообразить программиста, «заражающего» умную машину этикой, эмпатией, состраданием, и появляется святой робот, который всегда готов помочь и всего себя отдает служению людям. В конце концов, человеческая эмпатия – это тоже только программа, обеспеченная наличием зеркальных нейронов.
На кого работает Робокоп?
Крайняя двусмысленность отношений между машинным и человеческим, их продуктивный конфликт точно схвачен в «Робокопе» Верховена. Буквально, детройтский робот там является посмертным продолжением погибшего человека, идеальным полицейским и средством от преступности, внутри которого при этом тайно дремлет программа абсолютной лояльности к создавшей его корпорации, претендующей на власть в городе.
Образ Робокопа придуман под сильным впечатлением франкфуртской школы, идеи которой тогда (начало 1980-х) были буквально разлиты в западном воздухе и уже начали восприниматься как расхожие и очевидные. Одним из основных кошмаров этого направления мысли была индустриализация жизни и одной из основных проблем признавалось сохранение гуманистического потенциала и особой человеческой миссии внутри этой, побеждающей жизнь, но не полностью, индустриализации. В 1970-х именно в этом состоял пафос первого поколения «зеленых», «биофильской революции» Фромма и сторонников антипсихиатрии. Но уже следующее поколение левых, заговорившее про «постфордизм», «множество вместо народа», «очеловечивание техники», «персонализацию производства», «всеобщий интеллект, распыленный в коммуникациях» и т. п., нуждалось в строго обратном образе. Где наглядно выразилась «гуманизация производства» и новое постиндустриальное царство распыленного труда, основанного на человеческой коммуникации, кооперации и обмене знаниями? Это должен быть «Робокоп» наоборот, «человеческий робот». Что вам приходит на ум? Перевоспитавшийся Терминатор из второго фильма, который совершает в конце самоубийство, чтобы окончательно стать человеком? Или кто-то еще?
Гностицизм и восстание
Но вернемся к Вачовски. Деление человеческой среды и самого человека на условно «машинную» и условно «живую» части отсылает нас к другой вдохновляющей режиссеров теме – политическому гностицизму.