Синемарксизм

Одна из задач сериала – решить проблему Ленина. Не может быть один и тот же человек и строителем нового «советского царства», спящим в мавзолее вечным сном (сохраняя при этом внушительный народный рейтинг), и окончательным разрушителем «России, которую мы потеряли». Для массового сознания это слишком парадоксально. Массовое сознание не выносит диалектики.

Нужен кто-то, желательно «той самой» национальности, кого Ленин называл «политической проституткой». Вообще-то Ленин называл так Каутского, а не Троцкого, но кому нужны теперь эти уточнения?

Троцкий подходит на роль одаренного разрушителя идеально: тиран он или кумир в черной коже и с экзальтированными фанатками, но именно в нем сгустилась вся антидержавность революции.

Ленин и Троцкий – оба сверхлюди, часто посылающие друг друга «вон!» и «к черту!», но Лев Давидович делает революцию практически в одиночку, просто прикладывая всесильные пальцы к карте Петрограда в нужных местах. В реальной истории, о которой я здесь зачем-то все время вспоминаю, никакой революции в октябре не было бы не только без Ленина, но и без эсеров с анархистами, каковые вообще не упоминаются, чтобы не отвлекать зрителя непонятными словами.

Троцкий – парадоксалист, заявивший на брестских переговорах: «Войны не вести, но и мира не подписывать». Чуть позже он скажет еще более парадоксальную фразу – строить социализм в одной стране можно, но построить его в одной стране нельзя.

Богема (глазами Фриды) завидует седому революционеру, ведь он делал то, что авангардные художники могут только изображать. В Мексику к нему даже приезжал Бретон, лидер сюрреалистов, читал Троцкому поэму «Магнитные поля» и после этой встречи перевербовал почти всю парижскую богему из сталинистов в троцкисты.

Во время лекции Троцкий ходит ногами по дворцовому столу, как Че Гевара когда-то сел на гранитный парапет Мавзолея, чем навсегда шокировал советскую номенклатуру. Трикстер революции не играет ПО правилам, он играет С правилами.

Традиционная семья вновь не совместима с революционером, но уже не через открытый адюльтер, смешной грешок, но через детей, которых Троцкий оставляет на съедение хищному сфинксу революции, и вот это уже настоящий грех, делающий героя чужим. У предполагаемого зрителя уровень доверия и взаимопомощи вряд ли выходит за пределы семьи. Семья – единственная общность, в интересах которой обычный россиянин предположительно готов бороться. Отсутствие более широких уровней солидарности и превращает население в политический пластилин.

Осмысленнее всего в этой порции сериала выглядят рекламные паузы, только они дают нам по-настоящему драматический контраст с героем.

Реклама немецких и японских авто, умных банковских карт, статусных часов, кредитов для путешествий и новейших телевизоров, по которым вы снова посмотрите всю эту рекламу. Вот настоящее возражение и опровержение того, во что верил Троцкий со товарищи.

Особенно к селу гениальный в своей лаконичности полуминутный ролик об изобретении лучшей шоколадки, описывающий историю Запада в последние полвека. В 1960-х на классическом индустриальном производстве происходит бунтарский взрыв, перерастающий в непредсказуемый карнавал. Все прежние правила и должности забыты, оргия и революция, очки менеджера тонут в шоколаде, праздник непослушания смешивает прежде никогда не соединявшиеся ингредиенты. Это может кончиться чем угодно. Никто не знает чем. «Роллинг Стоунз» – Годар – Вудсток – Сорбонна. Но вот появляется Большой Босс. Он владелец производства и продукта. Выше него никого нет. Что же он скажет? Накажет всех? Уволит? Вернет как было? Чем кончится молодежная революция? Перерастет в гражданскую войну? Босс не торопится. Он понимает всю серьезность ситуации. Пробует, что из этого получилось. Ему нравится новый яркий хаос. Из хаоса возник новый товар для нового потребителя. Мир шагнул из скучного индустриального капитализма в постиндустриальный и постмодернистский. Капитализм оставил иерархическую фордистскую структуру и развил сетевую форму организации, основанную на инициативе и автономии служащих на своих рабочих местах. Система перезагружена. Так родился шоколадный батончик «Пикник». Новый порядок из контркультурного хаоса. Буквально, харизматичный лидер восстания в последний момент закрывает Большого Босса от летящего в него психоделического потока (направленной «оргонной энергии», по Вильгельму Райху?), и из этой защиты возникает товар нового поколения. Важно, что первоначальной причиной бунта становится не классовая (или еще какая-то) сегрегация, но выход сексуальной энергии наружу. Девушка слишком откровенно смотрит на парня, он роняет то, что ему положено нести, и весь конвейер летит к черту. Это, конечно, чисто либеральное понимание «бунта 1960-х», двигателем которых в этой версии была сексуальность, просившаяся наружу и потребность в творческом самовыражении угнетенных. Про это даже был целый фильм «Плезантвиль».

Если вы хотите понимать больше, наберите в искалке: «Государство и революция», «первый Совнарком», «ложное сознание».