Синева

Макар остановился, погрузил босые ступни в теплый, шелковистый песок. Поставил корзину.

– Ой, сети нет. Макар, а у тебя?

– У меня тоже нет, Лар. Вообще мертвый телефон.

– Мертвый… Так странно. И людей совсем нет. Мы тут одни.

– Мы вообще одни.

Песок мягкий и теплый. Море ленивое и холодное. Небо синее и чистое. На темной шерстке Лилы золотом блестит песчаная пыль. У Лары на переносице проступили первые веснушки. Машка ругается на тупые ножи и кромсает твердую айву. У Янека первый велосипед…

Надо запомнить все самое важное.

Лара подошла близко-близко.

Макар взял ее лицо в свои ладони.

Лила втиснулась между ними, поднялась на здание лапы: и я!

Солнце моргнуло.

Эскапизм, или Бегство с персиком в руке от пчелы

1.

Камни гладкие, округлые, серые и бежевые, с белыми прожилками. На каждом свой индивидуальный рисунок. Вот этот, продолговатый, на боку угадывается рыбка-селедка, они со Славкой нашли у восточного мыса. Этот, не больше мужского кулака, бежевый, иссеченный рисунком, как перепелиное яичко, подобрали под воротами Винсента… По всему острову собирали для Ларки ее альпийскую горку: приспичит, так хоть умри, а вынь да положь.

Теплая тяжесть в руках, поясницу ломит от работы в наклон.

Пока последний камень не лег под стеной ограды, Макар не поднимал головы. Теперь пройтись электрокосой по лужайке и засыпать щебнем. Или пленку еще настелить? А то ведь прорастет… Это вообще надолго?

Солнце потихоньку садилось и заливало мягким розовым светом его красное, блестящее от пота лицо. Вдалеке прозвучал сигнал – время «лекции»: будьте любезны отложить все свои дела и замереть перед экранами – местное телевидение инструктирует.

На журнальном столике приготовлены тетрадь и ручка. Ларка замерла, напряженная, словно на экзамене, глаза по пятаку, спина прямая. Рядом стоит Лила – упирается передними лапами Ларе в колени, заглядывает в лицо: возьми меня.

Макар уже ничего не чувствует. Нет страха, нет волнения – сплошная отупляющая тревожная вибрация. Молчать, работать, исполнять инструкции, надеяться, не срываться. Устало плюхнулся в кресло, протянул руку, подхватил Лилу под жаркое податливое брюшко, положил рядом, провел ладонью по мягким бархатным ушкам. Лила вздохнула, опустила морду на лапы, настороженные бровки печально подрагивают.

Мельтешение на экране прекратилось, Лара добавила звук. Телеведущий зачитал мировую сводку, озвучил островные новости, перешел к свежим указам и указаниям: бла-бла – при условии… бла-бла – возможно… на пятнадцатый день изоляции перемещение контактных лиц под домашний карантин в специально оборудованные боксы… заявки на оборудование принимаются… Населению не рекомендуется… не следует… запрещается… надлежит исполнять и следовать… в случае нарушения…

– Макар! Ты должен продать машину!

– Почему?

– Нам нужны деньги!

– Да есть у меня… Я уже все приготовил. Площадка почти готова. Бокс привезут послезавтра. Машу отпустят лишь через неделю, да? Успею все подключить. Не волнуйся.

– Да, отпустят, если только…

– Давай без «если». Отпустят. Все будет хорошо. От Славки что-то было?

– Нет.

– Я в порт за щебнем. Возможно, задержусь. Позвони мне, когда списки появятся: там Интернета нет. Лилу возьму?

– Хорошо. Не надо Лилу брать. В порту пыльно, у нее глаза воспалятся.

– И то верно.

Говорить больше было не о чем. Все переговорено, пережевано до коровьей жвачки и отвращения. Спасала Лила – счастливый, преданный, безотказный, шелковистый комок энергии.

Когда появились сообщения об очередном вирусе, они даже не насторожились: устойчивая привычка к жизни в условиях, чередующихся с эпидемиями пандемий, сгладила все рефлексы. Опять какая-то хрень. Тревожились за детей, как всегда, – звали к себе, на остров. Скандалили, ругались, требовали, но тем все не было страшно: первый вирус косил меньшинства – мимо; второй – всех с азиатской кровью в проценте больше пятидесяти – ни одна бабушка в роду не согрешила с китайцем, уф, тоже мимо; третий выел всех веганов; а вот то, что грянуло теперь, накрыло паникой каждого, все еще способного к восприятию. И дети, побросав первое попавшееся под руку в чемоданы, бросились в аэропорт. Выезды из города оказались перекрыты, часов двенадцать у них ушло на то, чтобы вернуться домой. Особенно настырные попытались выбраться из города пешком лесами и деревнями, но и аэропорты и все прочие транспортные пункты оказались в оцеплении.

Ларка поседела и состарилась за одну ночь.

Двухэтажная гора щебня за два дня с момента выгрузки распределилась по дворовым хозяйствам. Жалкие остатки неровным слоем покрывали растрескавшийся асфальт. Серую терпкую пыль носило туда-сюда и закручивало в маленькие спирали. Макар надел респиратор и наскреб лопатой два полных джутовых мешка. С грехом пополам загрузил в багажник. Долго сидел, прислушивался к мышцам спины – сорвал или отпустит? Вроде отпустило, а все равно не двигался с места.